Мы были лжецами

Купец помчался домой, загоняя лошадь. Он был в миле от дома, когда увидел старшую дочь, ожидающую его на дороге.

– Нам пришла весточка, что ты приедешь сегодня вечером! – крикнула она, торопясь в его объятия.

Она была первой, кого он увидел по возвращении. Теперь купец знал, какую цену потребовало с него чудовище.

И что потом?

Все мы знаем, что Красавица влюбляется в чудовище. Вопреки тому что думает ее семья, она любит его за очарование и ум, за творческую натуру и чуткое сердце.

Конечно, он человек, и всегда им был, а вовсе не чудовищной помесью шакала с кабаном. Это была лишь ужасная иллюзия.

Беда в том, что в этом очень трудно убедить ее отца.

Тот видит лишь челюсти и зверскую морду, слышит жуткое рычание каждый раз, когда Красавица приводит мужа к нему в гости. Не важно, насколько он цивилизованный и эрудированный. Не важно, настолько добрый.

Отец видит дикого зверя, и его отвращение никогда не исчезнет.

66

Как-то вечером летом-номер-пятнадцать Гат кинул камешки в мое окно. Я высунула голову и увидела его среди деревьев в лунном свете, с сияющей кожей и глазами.

Парень ждал меня у подножия ступенек на крыльце.

– Я остро нуждаюсь в шоколаде, – прошептал Гат, – и хочу осуществить набег на кладовую Клермонта. Ты со мной?

Я кивнула, и мы вместе пошли по узкой дорожке, переплетя пальцы. Обошли дом и подошли к боковому входу, ведущему в прихожую, заваленную теннисными ракетками и пляжными полотенцами. Положив одну руку на дверь, Гат повернулся и прижал меня к себе.

Его теплые губы коснулись моих, наши руки соединились, там, прямо у входа в дом.

На мгновение мы вдвоем были единственными людьми на планете, с небесным простором, будущим и прошлым, разлитыми вокруг нас.

Мы прокрались в прихожую, а затем в кладовую, куда можно было пройти из кухни – помещение в старомодном стиле, с тяжелыми деревянными ящиками и полками, на которых стояли банки с соленьями, когда дом только построили. Теперь здесь хранили печенье, вино, чипсы, гнилые овощи и сельтерскую воду. Мы не включали свет, на случай если кто-то зайдет на кухню, но при этом были уверены, что в Клермонте ночевал только дедушка. Он ни за что не услышит ночью, как мы шумим. Днем он носил слуховой аппарат.

Мы стали копаться в поисках еды, как вдруг услышали голоса. Тетушки зашли на кухню, их речь была нечеткой и истеричной.

– Вот из-за таких вещей люди и убивают друг друга, – горько сказала Бесс. – Мне лучше выйти отсюда, пока я не сделала то, о чем потом пожалею.

– Ты это не всерьез, – ответила Кэрри.

– Не рассказывай мне, всерьез или нет! – прокричала тетя. – У тебя есть Эд. Тебе не так нужны деньги, как мне.

– Ты уже впилась своими коготками в бостонский дом, – сказала мама. – Оставь остров в покое.

– Кто организовал похороны для мамы?! – рявкнула Бесс. – Кто неделями ухаживал за папой, кто разбирался с документами, выслушивал соболезнования друзей, писал благодарственные открытки?

– Ты живешь рядом с ним, – сказала мамуля. – Тебе это было удобнее всего.

– Я вела домашнее хозяйство с четырьмя детьми и пыталась сохранить работу! – воскликнула Бесс. – Вам такое и не снилось.

– У тебя был неполный рабочий день. И если я еще раз услышу о четырех детях, то закричу.

– Я тоже вела хозяйство, – сказала Кэрри.

– Вы обе могли бы приехать на пару недель. Но решили оставить разбираться со всем этим меня. Я ухаживала за папой весь год. Я бежала к нему, когда нужна была помощь. Я разбиралась с его слабоумием и горем!

– Не говори так, – возмутилась Кэрри. – Ты понятия не имеешь, как часто он мне звонит. Ты не знаешь, что мне приходится терпеть, просто чтобы быть хорошей дочерью для него.

– Да, черт возьми, я хочу этот дом, – продолжила Бесс, будто не слышала сестру. – Я его заслужила! Кто возил маму на приемы врача? Кто сидел у ее кровати?

– Это несправедливо, – заметила мама. – Ты знаешь, что я приезжала. И Кэрри тоже.

– «Проведать» ее, – прошипела Бесс.

– Тебе не обязательно было делать все это. Никто тебя не просил.