Мы были лжецами

– Никто другой не справился бы! Вы спихнули все заботы на меня и даже не поблагодарили. Я загибаюсь в Каддлдауне, там ужасная кухня! Вы даже не заходите в дом, вас бы удивило, в каком он состоянии. Он почти ничего не стоит. Мама отремонтировала кухню в Уиндемире перед смертью и ванную в Рэд Гейте, а Каддлдаун остался прежним – но это не мешает вам двоим требовать с меня компенсацию за все, что я сделала и продолжаю делать.

– Ты выбирала картины для Каддлдауна, – отрезала Кэрри. – Ты хотела красивый вид. Только у тебя дом с выходом на пляж, Бесс, и все папино одобрение и преданность отходит тебе. Мне кажется, тебе должно быть достаточно. Бог тому свидетель, нам такого добиться невозможно.

– Ты сама виновата, – ответила Бесс. – Ты выбрала Эда; ты выбрала жизнь с ним. Решила привозить сюда Гата каждое лето, хотя знаешь, что он не один из нас. Ты же в курсе, как мыслит папа, но при этом мало того, что ты продолжаешь отношения с Эдом, ты еще и его племянника привозишь, выставляя его напоказ, как маленькая упрямая девочка с запретной игрушкой. Ты сама в ответе за свои поступки.

– Не смей говорить об Эде! – закричала Кэрри. – Просто заткнись, заткнись!

Послышался звук пощечины – Кэрри ударила Бесс по губам.

Та ушла, хлопнув дверью.

Мама последовала за ней.

Мы с Гатом сидели на полу в кладовой, держась за руки. Пытаясь не дышать, не двигаться, пока Кэрри ставила чашки в посудомойку.

67

Через пару дней после этого дедушка позвал Джонни в свой кабинет. Попросил его об одолжении.

Мальчик отказался.

Дедушка пригрозил, что лишит его денег, отложенных на колледж, если Джонни этого не сделает.

Тот ответил, что не будет лезть в личную жизнь матери и легко самостоятельно поступит в колледж.

Дедушка позвонил Тэтчеру.

Брат рассказал все Кэрри.

Та попросила Гата больше не приходить на ужин в Клермонт.

– Это сердит Гарриса. Всем будет лучше, если ты просто сваришь себе макароны в Рэд Гейте, или я попрошу Джонни приносить тебе еду. Ты же понимаешь, не так ли? Лишь до тех пор, пока все не наладится.

Гат не понимал.

Джонни тоже.

Все Лжецы перестали ходить туда на ужин.

Вскоре Бесс велела Миррен, чтобы та сильнее давила на дедушку на тему Уиндемира. Она должна была привести Бонни, Либерти и Тафта в его кабинет, чтобы поговорить. Сказать, что они – будущее нашей семьи. Что оценки по математике Джонни и Кади не годятся для Гарварда, в отличие от ее результатов. У Миррен был деловой склад ума, она бы идеально подошла для наследницы всех дедушкиных убеждений. Джонни и Кади слишком несерьезные. И только посмотри на этих прекрасных малышей; на милых светловолосых близняшек, на веснушчатого Уилла. Они были Синклерами до мозга костей.

Бесс приказала ей сказать все это. Но Миррен ослушалась.

Тетя забрала у нее телефон, компьютер и карманные деньги.

Миррен все равно отказалась.

Одним вечером мама спросила обо мне и Гате.

– Дедушка знает, что между вами что-то есть. Он недоволен.

Я сказала, что влюбилась.

– Не говори глупостей. Ты рискуешь своим будущим. Нашим домом. Своим образованием. И ради чего?

– Любви.

– Да это просто летний роман. Оставь мальчишку в покое.

– Нет.

– Любовь долго не продлится, Кади. Ты это знаешь.

– Не знаю.

– Ну, тогда поверь моему опыту.

– Мы – не вы с папой, – сказала я. – Не вы.

Мама скрестила руки.

– Повзрослей наконец, Каденс. Смотри на мир трезво, а не сквозь розовые очки.

Я посмотрела на нее. Моя красивая высокая мама, с ее игривыми локонами и резким, жестоким ртом. Ее вены никогда не лопались. Ее сердце никогда не выскакивало, чтобы беспомощно биться на газоне. Она никогда не таяла, превращаясь в лужицу. Мама была нормальной. Всегда. Любой ценой.

– Ради процветания нашей семьи, – сказала она в конце концов, – ты расстанешься с ним.

– Нет.

– Ты должна. А когда все будет кончено, убедись, что дедушка знает об этом. Скажи, что это пустяки, и Гат никогда ничего для тебя не значил, что ему больше не нужно беспокоиться о мальчишке, а затем обсуди с ним Гарвард и команду по теннису, а также твое будущее. Ты меня поняла?

Нет, и никогда не пойму.

Я выбежала из дома и попала в объятия Гата.

Я истекала кровью, прямо на него, но он не возражал.

Позже вечером Миррен, Гат, Джонни и я спустились в сарай за Клермонтом. Мы нашли молотки. Их было всего два, потому Гат нес гаечный ключ, а я – тяжелые садовые ножницы.

Мы забрали гуся из слоновой кости из Клермонта, слонов из Уиндемира, обезьян из Рэд Гейта и жабу из Каддлдауна. Мы пронесли их в темноте на пристань и разбили молотками, гаечным ключом и ножницами, били, пока слоновая кость не превратилась в пыль.

Гат окунул ведро в холодную морскую воду и помыл причал.

68

Мы раздумывали, обсуждали.

Что, если, говорили мы,

что, если в другой вселенной,

в другой реальности,

Бог вытянет свой палец,

и в Клермонт ударит молния?

Что, если Бог воспламенит его?

Так он наказал бы жалких, ограниченных, предвзятых, нормальных, злых.

И они бы раскаялись за свои поступки.

А после научились бы снова любить друг друга. Открыли бы свои души. Вскрыли вены. Стерли свои улыбки.

Были бы семьей. Остались бы семьей.