Мы были лжецами

– Я не согласен, – возражает Гат. – По мне, Новый Клермонт – это наказание.

– Что? – недоумевает она.

– Самобичевание. Он построил себе дом, который домом не является. Гаррис намеренно лишил его комфорта.

– С чего бы он стал это делать? – интересуюсь я.

– Почему ты раздала все свои вещи? – спрашивает Гат.

Он смотрит на меня. Они все смотрят на меня.

– Я щедрая. Хотела сделать что-то доброе для этого мира.

Дальше следует странная тишина.

– Ненавижу беспорядок, – говорю я.

Никто не смеется. Не знаю, как разговор перекинулся на меня.

Долгое время никто из Лжецов не говорит ни слова. Затем Джонни решает нарушить молчание:

– Не дави на нее, Гат.

– Я рад, что ты вспомнила про пожар, Каденс, – говорит Гат.

– Да, частично, – улыбаюсь я.

Миррен говорит, что плохо себя чувствует, и возвращается в постель.

Мы с мальчиками лежим на кухонном полу и пялимся в потолок еще долгое время, пока я, с долей неловкости, не понимаю, что оба они уснули.

73

Я нахожу маму на крыльце Уиндемира с ретриверами. Она вяжет шарф из голубой шерсти.

– Ты все время проводишь в Каддлдауне, – жалуется она. – Это плохо. Кэрри вчера заходила туда, что-то искала и сказала, что там жуткая грязь. Что ты там делала?

– Ничего. Прости за беспорядок.

– Если там и вправду так грязно, можно попросить Джинни прибраться. Ты ведь знаешь? Это несправедливо по отношению к ней. А у Бесс будет припадок, если она увидит свой дом в таком состоянии.

Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них заходил в Каддлдаун. Пусть он будет только для нас.

– Не волнуйся. – Я сажусь и глажу Боша по мягкой желтой головке. – Мам, слушай…

– Да?

– Почему ты попросила всех не говорить со мной о пожаре?

Она откладывает пряжу и молча смотрит на меня.

– Ты вспомнила о пожаре?

– Вчера ко мне вернулись воспоминания. Не все, только некоторые. Я помню, как это случилось. Помню, как вы ссорились. Как все уехали с острова. Помню, что я была здесь с Гатом, Миррен и Джонни.

– Что-нибудь еще?

– Я помню небо. В языках пламени. Запах дыма.

Если мама думает, что это каким-то образом имеет отношение ко мне, она никогда, никогда не спросит об этом. Я точно знаю.

Она не хочет знать.

Я изменила курс ее жизни. Я изменила судьбу семьи. Я и Лжецы.

Это был ужасный поступок. Возможно. Но мы хоть что-то сделали. Я не сидела на месте и не жаловалась. Я сильнее, чем мама может себе представить. Я согрешила против нее, но и помогла ей.

Она гладит меня по голове. Сюси-пуси. Я отодвигаюсь.

– Это все? – спрашивает она.

– Почему никто не говорит со мной об этом? – повторяю я.

– Из-за твоих… из-за… – Мамочка замолкает, пытаясь найти нужные слова. – Из-за твоих болей.

– Из-за того, что у меня мигрень и я не могу вспомнить свой несчастный случай, не справлюсь с мыслью, что Клермонт сгорел?

– Врачи посоветовали не усугублять твой стресс, – отвечает она. – Они сказали, что пожар мог вызвать головные боли из-за дыма или… или страха, – неубедительно заканчивает мамочка.

– Я уже не ребенок. Мне можно доверить основную информацию о нашей семье. Все лето я упорно пыталась вспомнить свой несчастный случай или то, что случилось перед ним. Почему нельзя было просто рассказать мне, мам?

– Я рассказывала. Два года назад. Повторяла снова и снова, но на следующий день ты всегда забывала. И когда я поговорила с доктором, он сказал, что лучше мне прекратить расстраивать тебя, что я не должна давить.

– Ты живешь со мной! – кричу я. – У тебя нет веры в собственные суждения, зато ты можешь поверить доктору, который едва меня знает?!

– Он – специалист.

– С чего ты взяла, что мне нужно, чтобы вся моя большая семья хранила от меня тайны, – даже близняшки, даже Уилл и Тафт, ради всего святого! – а не узнать, что произошло? С чего ты взяла, что я настолько хрупкая, что мне лучше не знать даже простых фактов?

– Для меня ты настолько хрупкая, – отвечает мамочка. – И если быть честной, я не знала, как справиться с твоей реакцией.

– Ты даже представить не можешь, как это обидно.

– Я люблю тебя.

Я больше не могу смотреть на ее лицо, в нем столько жалости и самооправдания.

74

Когда я открываю дверь, то обнаруживаю у себя в комнате Миррен. Она сидит за моим столом, положив руку на мой ноутбук.

– Я хотела спросить, можно ли почитать те письма, что ты послала мне в прошлом году. Они остались в компе?

– Да.

– Я их так и не прочитала. В начале лета, когда ты спрашивала, я солгала, я их даже не открывала.

– Почему?

– Просто. Мне казалось, что это не важно, но я изменила свое мнение. Только посмотри! – радостно кричит она. – Ради этого я даже вышла из дома!

Я сглатываю нарастающую злость.

– Я могу еще понять, почему ты не ответила, но почему даже не прочитала?

– Знаю, – говорит сестра. – Это ужасно, и я отвратительна. Пожалуйста, можно я прочитаю сейчас?

Я открываю ноутбук. Вбиваю в поиске имя и нахожу все письма, адресованные ей.

Их двадцать восемь. Я снова читаю их из-за ее плеча. Большинство – очаровательные, милые письма, предположительно, от человека без мигреней.