My December (СИ)

Он посмотрел на толпу девочек, которые прошли, улыбнувшись Марии. Одна даже подошла, чтобы узнать, как у нее дела. А затем снова — новая кучка, и все машут ей. И парни, и девушки. Словно заведенные.

— Ты специально решила поговорить здесь, чтобы отвлекаться постоянно? — он устало переводит взгляд с одной дамы на другую, которые приветливо здоровались с Марией.

— Нет, но я же не могу им не отвечать, — она на секунду посмотрела на него и вновь принялась за свое утреннее приветствие.

— А я здесь зачем тогда? Для интерьера? — он уткнулся лицом в руки, впирая локти в колени. Сидел, будто невидимый, на ступеньках. Наблюдая за популярностью Марии.

— Конечно же, нет, — улыбка коснулась ее лица, — мы сейчас продолжим.

— Хочу напомнить, что мы и не начинали, — тонко подметил он, с легким раздражением цокнув языком, когда она поцеловала очередную подругу в щеку.

— Значит, начнем сейчас, — она слегка раздраженно глянула на него, словно не видела никаких проблем.

А проблема была. И, как оказалась, весьма серьезная.

Ведь его единственная сестра врала ему столько времени и, можно сказать, вертела им в своих целях.

Да уж. Сестра — лучше не найти.

Вчера он слишком злился, чтобы как-то осознать все ее поступки. Находясь в приступах ярости и страха, он действительно не мог полностью проанализировать все.

А сейчас — мог. Что он и делал с самого утра, когда встал после долгой бессонницы на рассвете.

И вот, что у него было на уме: он болен. И это было главным. То, что делала Мария, его больше не волновало. Потому что это скрывалась за фоном того, как он теперь будет жить? Что он теперь будет делать?

И он не знал ответа на эти вопросы. Они крутились у него в голове быстрым вальсом, и он был не в состоянии остановить их.

Потому что выхода не было.

Он не сможет контролировать свои поступки. Эти ужасные действия, эту злость, которую он вымещал на Гермионе. Ведь это болезнь управляла им, как хотела.

И что ему оставалось делать? Писать матери, чтобы немедленно забирала его? Ведь каких дров он может наломать, когда пойдет второй год, третий? Когда болезнь будет ухудшаться?

Он возьмет нож и убьет кого-то?

Ведь пытаться бороться с вирусом невозможно. Это и нельзя было брать за надежду, потому что и маленького процента не существовало.

Он болен неизлечимо. Он действительно сможет кого-то убить в порывах сумасшествия.

И этим человеком может оказаться Гермиона.

И — черт, — если он даже сделает это, то не вспомнит через пару часов.

— Кажется, все мои друзья уже разошлись по классам. Можем начинать, — она с легкой улыбкой уселась около него, оправив короткую юбку.

— Ну да, — он тяжело вздохнул.

Как много у нее “друзей”. И как ко всем она хорошо относится. Только вот почему-то для собственного брата ее не хватило. И бедная сестрица решила обманывать его.

— Я хотела попросить у тебя прощения за все мои поступки.

Она коснулась руками его плеча и положила голову на него. Мягко поцеловала через свитер.

— Ты же не в обиде?

Он хмыкнул.

Раньше он был лучшего мнения о Марии. Он ее слишком сильно любил, чтобы замечать все плохие качества, но все же он был ее братом. И, как никто другой, знал ее нехорошие стороны. Закрывал на это глаза, потому что идеальных людей не бывает.

И еще — у нее было кое-что, чего всегда не хватало другим: некий позитив по жизни. Он редко видел ее отчаявшиеся или обозленной проблемами. Она была легкой и простой в общении. Но так только кажется. Потому что, на деле, она очень хорошо плетет свою паутину лжи и вечного управления другими.

— Знаешь, я “не в обиде”.

— Да? — она радостно вцепилась в его руку, засмеявшись.

“Нет”.

— Я не в обиде, Мария. Я в ужасе от того, что ты делала.

Ее хватка слегка ослабла, и она удивленно посмотрела на него.

— Я доверял тебе, как никому другому. Я думал, что ты — лучшее, что было у меня в жизни. Потому что отца у меня нет, а мать всю жизнь сидела за своими колбами. И я жутко обижался на нее за это, а в тебе находил единственного человека, который понимал меня. Я души в тебе не чаял, Мария, — он с горечью посмотрел в большие глаза. — И не подозревал, что все может повернуться так. Оказывается, — он хмыкнул, — мать искала мне лекарство, а ты врала. Бывают же такие случаи.

Он резко поднимается, отдернув ее руку в сторону.

— И я не прощу тебе этого никогда.

— Ленни!

Она поднимается на ноги, взмахнув длинными пышными волосами.

— Что?

Она впервые видит его таким в здравом уме, не пораженным болезнью. Он будто зеркальный, отражая, что у него в душе: разочарование, боль и страдание.

И он был таким несчастным, незащищенным. И ей было до невозможности жаль его, ведь это Ленни… ранимый Ленни, которого она всю жизнь любила.

И ее любовь обернулась ей боком.

— Зачем ты так?

— Зачем я так? — он почти смеется.

— Да, ты! — она беспомощно разводит руками, будто рыба, выброшенная на воду.

И что можно сказать на это? Человеку, который болен, который может умереть через пару лет?

Любимому брату, который был для тебя всем? Который считает тебя вруньей?

— Разве это я целый год обманывал тебя? Я утаил такую вещь?

— Тебе лучше было не знать!