Мы долгое эхо

И был еще один человек, который свято верил в исцеление Анны Герман, в ее возвращение. Это была Анна Качалина, которая в те суровые и мучительные дни и месяцы готовила для польской певицы новый репертуар, которая нашла для нее одну из самых любимых и дорогих и всем нам, и Анне Герман песен – «Надежду» А. Пахмутовой и Н. Добронравова…

Вот одно из писем, адресованных А. Качалиной, когда кризис уже миновал: «Милая Анечка, не присылай мне больше пантокрин. Знакомый доктор сказал, что нельзя пить его как компот, надо иногда и перерыв делать. Я себя все лучше чувствую, только вот колено и руки заупрямились. Но пою, пою уже почти как прежде. Правда, сил не хватает, и после двух-трех песен я устаю, как будто пол мыла. А ведь прежде я могла день и ночь петь. Старею, что ли?» А вот еще письмо: «Куда ты собираешься на Новый год? Где ты будешь его встречать? В каком платье, Анечка? Теперь, когда я еще не могу даже думать о том, чтобы куда-нибудь «пойти», мне вдруг очень интересно, как мои друзья будут веселиться».

Да, самой ей было не до веселья, будущее выглядело туманным. До концертов, если им только суждено состояться, еще далеко. К тому же, ко вчерашней «звезде», потрясшей музыкальную Италию, пришли бедность и нужда. Небольшие сбережения быстро истощились, муж зарабатывал немного, помогала мама. Пришлось ограничивать себя во многом. Но Анна от природы была оптимисткой. Подлинное счастье она видела в труде, в песнях, в любви к близким людям, в искренней и бескорыстной дружбе. «Я очень много работаю, – писала она А. Качалиной, – работаю, песни сочиняю, пластинки записываю, варю, убираю, полы мою».

Записывать пластинки – это, конечно, здорово, но это еще не выступления в концертах. А Анна боялась встречи со зрителями, боялась, что вдруг собьется, забудет слова или, еще хуже, закружится голова и она упадет. И все это: и травмы физические, и не менее тяжкие травмы нравственные, психические – надо было преодолевать. «Анечка, самое плохое позади. И теперь меня уже ждут в 1970 году самые хорошие «дела» – моя любимая работа. А знаешь, люди даже говорят, что, мол, «она поет лучше, чем прежде». Это, конечно, не так. Но слава Богу, что не хуже. Правда, моя милая?»

«Раньше это были только мечты, а теперь уже все совсем реально. На репетициях атмосфера хорошая – это для меня страшно важно. Вот теперь я как раз собираюсь на репетицию».

И подпись «Аня – рабочий человек». Иногда она подписывалась по-другому: «Композитор, писатель, ежедневный повар». И первое, и второе, и третье было правдой. Она написала книжку о своей итальянской трагедии, она сочинила цикл песен «Человеческая судьба», в котором как бы отразилось многое из ее личного, пережитого, она вела хозяйство, мечтала стать матерью. И очень хотела приехать на гастроли к нам в страну.

Анна не очень любила разговаривать с журналистами. Она искренне считала, что самое убедительное интервью – это песни, которые требуют напряженного, кропотливого труда. Несмотря на усталость и старые травмы, она могла работать с композиторами, дирижерами, музыкальными редакторами день и ночь. Она обожала работать. И я не зря так часто подчеркиваю это. Как сейчас вижу ее у микрофона. В глазах – радость. Нет, пожалуй, «радость» не слишком удачное слово. Счастье. Жизнь или продление жизни.

Композиторы, и умудренные, и молодые, восторгались ее музыкальностью, ее высшим профессионализмом, ее умением как бы «выудить» из песни самое главное, самое значимое, ее даром сгладить несовершенство иных песенных текстов, ярко раскрыть сущность подлинной поэзии. Четыре диска-гиганта записала с Анной Герман редактор фирмы грамзаписи «Мелодия» А. Качалина, множество пластинок-миньонов – 85 музыкальных произведений. Анна Герман стала первой исполнительницей лучших песен М. Блантера, А. Пахмутовой, В. Шаинского, Я. Френкеля, А. Бабаджаняна, Е. Птичкина, В. Левашова, Р. Майорова, Э. Ханка. Специально с расчетом на ее исполнение писали стихи Р. Рождественский, Л. Ошанин, Н. Добронравов, И. Шаферан, А. Дементьев, М. Рябинин.