Мы, домовые

Он знал, что Молчка следует выпускать в нужное время и с определенным наговором. Но стало страшно любопытно – каков этот, сторублевый? Тришка чуть отвернул крышечку, понюхал – тоненько пахло лекарством и ничем более. Он потряс патрончик – никакого шума. Тогда он отвернул крышку до конца, так что образовалась щель, и подул туда. Молчок должен был хоть как-то обнаружить свое присутствие, но не обнаружил. С нехорошим предчувствием Тришка перевернул патрончик вверх дном. Ничего не вывалилось, ни телесное, ни эфемерное.

Патрончик был совершенно пуст.

Тришка в ужасе еще постучал по металлическим бокам – и звонкий стук стал единственной его добычей.

Мир был исполнен вранья, наглого вранья, бесстыжего вранья!

Сидя в пожухлой траве, на обочине ночной неведомой дороги, Тришка ревел в три ручья, как маленький, хуже маленького, как девка-домовиха, которую свахи обходят, и вот она жалуется на горькую свою долю, забравшись в печную трубу и отказываясь вылезать ныне, и присно, и во веки веков. И от ее тихих тоскливых стонов и причитаний люди крестятся, всуе поминая нечистую силу.

Отстрадав и отжаловавшись незримой во мраке ночной живности, Тришка встал и утер сопли.

Да, мир за пределами квартиры оказался гнусен и скверен, мерзок и гадок. Но иного мира у Тришки попросту не было.

Следовало как-то устраиваться в этом…

* * *

Нюх у домовых не такой острый, как у собак, но все же внушает уважение. Тришка несколько попортил свой книжной пылью, однако вернуться назад по собственному следу вполне мог – что он и сделал.

Он даже до такой степени успокоился, что не зашвырнул со зла железный патрончик в канаву, а по-хозяйски прихватил с собой.

Шел Тришка долго, хотя и быстрее, чем с упитанной Анисьей Гордеевной. А по дороге думал, вспоминал, сопоставлял и увязывал новые сведения об английских брауни с теми, которые уже имелись в голове.

Все-таки кое-что любопытное он в том журнале вычитал…

Добравшись до сарая с сельскохозяйственной техникой, Тришка спокойно туда вошел, отыскал желтую иномарку и треснул кулаком в порожек.

– Хай! – приветствовал он незримого обитателя. – Кам аут, сэр гремлин!

Олд Расти ни черта не ответил. Слышал зов – но затаился.

Это Тришку не смутило. Теперь он знал, почему Олд Расти оказался на чужбине, и знал также, какую пользу из него извлечь.

Английские брауни, эмигрировав в Америку, сохранили прежние привычки. Поскольку принадлежали они к той же расе, что и наши домовые, то и за океаном пристроились в хозяйства к фермерам и стали следить за порядком, такое у них в жизни было назначение.

Но там, где сто брауни что-то создают, непременно найдется один, который вздумает все разрушить.

У домовых наметилось было появление таких уродов, но земля, где они жили, стала терпеть одно бедствие за другим, то войну, то голод, а то опять войну. Это не позволило заразе распространиться вширь, и она заглохла. Ведь и человек, и домовой дурью начинают маяться, когда чересчур хорошо жтвется, а коли не до жиру – быть бы живу, то и всякие умствования сами собой отпадают.

Английским и американским брауни, видать, очень уж хорошо у фермеров жилось (Тришка даже позавидовал, читая статью, что им каждый вечер ставили блюдце сливок), и очень много лет назад объявились первые разрушители. Сперва их действия подпадали под обычное баловство – брауни любят почудить. Потом старики забеспокоились, и уродов отовсюду погнали прочь.

Само собой получилось, что повышение благосостояния людей, породившее в итоге такое извращение среди брауни, объяснялось еще и техническим прогрессом. Пароходы были уже давно, а потом появились велосипеды, автобобили и разнообразные летательные аппараты. Вот их-то и оккупировали изгнанники.

Они уже из принципа не желали ничего делать, а только портить и коверкать. Летчики, столкнувшись с этой бедой, сообразили, что проще откупиться, и стали их подкармливать, только бы не безобразничали. Бывшие брауни, которых кто-то додумался звать гремлинами, плодились и размножались на аэродромах, думали, что так будет всегда, но нашлась и на них управа.

После нескольких крупных аварий, когда вместе с самолетами кануло на дно морское немало гремлинов, кто-то умный сообразил обратиться за помощью к магам. Эпоха материализма была на излете, возвращалось время суеверий – вот и нашелся мастер, в одночасье изгнавший с аэродрома гремлинов, как тараканов.

Дальняя родня отказалась помогать потомственным бездельникам, они кинулись осваивать иную технику, кто-то нашел себе уютное местечко, а кто-то оказался безместным. Хуже того – гремлины не сообразили, что летчик будет всеми силами спасать свой самолет, а хозяин автомашины, в которой поселился вредитель, не станет ставить в углу гаража выпивку с закуской, а просто машину продаст и купит новую.

Настали тяжкие времена.

Дармоеды пытались выжить как только могли, и многие эмигрировали обратно в Европу. Но там их с распростертыми объятиями не ждали.