Мы, домовые

– Я такой хвори отродясь не видала. Но сдается, дня два-три продержится, а тогда уж уснет окончательно. Сейчас-то он еще в полудреме.

И Минодора Титовна пошла звать соседей – негоже, чтобы домовой дедушка, да еще такой уважаемый, как Евсей Карпович, засыпал в полном одиночестве. А ну как проснется? И водички подать будет некому.

Сбежались кумушки. Кое-кто поглядывал – не прячется ли в доме Матрена Даниловна, о ее хождениях к соседу слухи все ж завелись. Но ее Акимка с Якушкой успели вывести и устроили в вентиляционной шахте, чтобы там в одиночестве горевала. Сами же забрались по той же шахте двумя этажами выше.

– Может ли быть, чтобы кикимора засела в компьютере? – спросил Акимка.

– Кто ее разберет. У нас один только Евсей Карпович с компьютером ладит… то есть, ладил…

– Может, Дениса поискать?

– А как?

Хозяин Евсея Карповича с вечера ушел на сдвоенное дежурство – высвобождал себе дни, чтобы потом, перед сессией, засесть дома и подготовиться к экзаменам. Про эти дежурства домовой рассказывал с гордостью – вот-де какой хозяин сознательный! Однако где искать этого сознательного – не сказал.

– Знаток нужен.

– Люди не помогут, если там кикимора засела.

– Леший?…

– Сам ты леший! Как ты его из лесу доставишь?

– Так ведь кикимора только его, сказывали, боится…

– Ну и дурень же я! – воскликнул Акимка, шлепая себя по лбу. – Я знаю, кто нам нужен! Помнишь, говорили про домового дедушку Трифона Орентьевича? Который в шумную машину молчка подсадил? И машина замолчала! И кикимору из своего дома прогнал! Вот! Его привести надо!

* * *

Сборы заняли четверть часа – старшие объяснили, где искать знатока, домовихи собрали припасов. И Акимка с Якушкой отправились в путь.

Им еще повезло – кварталов с десяток ехали на машине, подвез знакомый автомобильный. И тем везение кончилось – кто ж из домовых в здравом уме и твердой памяти сбежит с собственной свадьбы?

Аникей Поликарпович меж тем отыскал Мартына Фомича и сильно его озадачил.

У домовых вообще редко случается проблема выбора, им и выбирать-то не из чего, разве что – сперва тараканов гонять, а потом подгоревшую кастрюлю драить, или же наоборот. И тут они не шибко задумываются. Как-то все само по порядку получается.

С одной стороны, три дня свадебного гуляния – это свято. С другой – нельзя не прийти на выручку своему брату домовому. Хотя домовые мирно не живут, могут ссориться до визга и укусов, но твердо помнят, что все они – родня. И Мартын Фомич долго молчал, прежде чем изрек мудрое слово.

– Это не моя свадьба, а Тришкина. Ему решать. Сейчас приведу.

Трифон Орентьевич поспешил на дедов зов, а Маланья Гавриловна – следом, не для того она замуж выходила, чтобы супруга от себя хоть на три шага отпускать.

Акимка с Якушкой чаяли увидеть высокого и статного домового дедушку, истинно дородного доброго молодца, а Трифон Орентьевич был ростом вровень с ними, да и дородства покамест не нажил. Они переглянулись – неужто этот домовой всем молчкам хозяин, машину водит и умеет кикимору ловить?

– Вот внук, растолкуйте ему все внятно, – велел Мартын Фомич. Якушка с Акимкой растолковали. И теперь уж Трифон Орентьевич задумался.

Дело в том, что его подвиги были совсем не таковы, как мерещились соседям, не говоря уж о домовых с городской окраины. Он не умел подсаживать молчка – просто сговорился со случайно попавшимся ему гремлином Олд Расти, великим мастером портить технику, и привел его в ночной клуб, своим грохотом утомивший домовых до чрезвычайности. И машину водить он не умел – однажды проехался, вися на руле. А что до кикиморы – так никакой кикиморы не было, она всем померещилась, а он рядом случился. Конечно, основания для славы, побежавшей по всему городу были, – Трифон Орентьевич действительно побывал в деревне, а ночной клуб после явления гремлина закрыли и наступила тишина.

Так что стоял славный молодец Трифон Орентьевич перед Акимкой и Якушкой в великой растерянности. И, возможно, сказал бы им правду, кабы не молодая жена, смотревшая на него с восторгом и преданностью – как положено смотреть жене на мужа, по крайней мере, в первые годы брака.

Нельзя было позориться перед Малашей. Никак нельзя.

– Как бы до вас добраться поскорее? – спросил Трифон Орентьевич.

– Неужто ты, Тришенька, со своей свадьбы уйдешь? – изумилась Малаша. – Нельзя же так, гости обидятся!

– Мне главное, чтобы ты, Маланья Гавриловна, поняла и не обиделась, – отвечал он. – Ты все гостям растолкуй, присмотри, чтобы все были сыты и пьяны, а я пойду с Акимом Варлаамовичем и Яковом Поликарповичем.

– Куда это ты пойдешь? Один, без меня? Трифон Орентьевич, где это видано – чтобы жених без невесты уходил? Да ты бросить меня собрался, что ли? Хозяйских телевизоров насмотрелся?! – и Малаша заревела.

Смотреть телевизор ей родители не велели – сказали, что от него в мире все безобразия. Конечно, Малаша исхитрялась, и кое-что ей даже нравилось, но только не применительно к своей семейной жизни!