Мы и наши возлюбленные

Ростислав со своим провожатым, которого, видимо, следовало считать боем, или грумом, хотя тянул он на все тридцать, сошли на четвертом этаже. Андрей со своим услужающим — на пятом. Не желая вновь, как в общении с портье, попасть впросак, Андрей заранее нащупал в кармане мятую здешнюю купюру, плохо представляя себе, сойдет ли она за приличные чаевые… Видимо, сошла, потому что на прощанье усатый бой снял свою адмиральскую фуражку и поклонился.

Оставшись один, Андрей в который уж раз убедился в том, что приют этот для него слишком хорош. Спасибо, конечно, радушным хозяевам, что не поскупились, всех приглашенных на конгресс разместили за свой счет по высшему классу в пятизвездочном отеле.

Огромное окно выходило прямо на Дунай, на царственные мосты, украшенные колоннадами и цепями, на крепостные бастионы другого берега, номер был обставлен в соответствии с этим благородным видом: мягкие стулья и кресла, письменный просторный стол, стилизованный под какое-нибудь бальзаковское бюро, бронзовые лампы и торшеры с шелковыми абажурами. Лишь две вещи выделялись из мнимо старинного интерьера своими несомненно современными линиями; цветной телевизор, встроенный в отделанную под дуб стену, и небольшой, в форме идеального куба холодильник — так называемый мини-бар. Посидев в кресле, ностальгически напоминающем о временах Франца-Иосифа, полистав лаковый альманах Британской авиакомпании, лежащий на туалетном гнутом столике на правах Библии, гравюры на стенах изучив, изображающие окрестные улицы лет этак сто пятьдесят тому назад, Андрей почувствовал со смущением, что почти освоился в своих не по чину барственных апартаментах. В том-то, видимо, и состоит соблазн роскоши и комфорта, что привыкаешь к ним предательски быстро, смекнул он и ощутил охоту заглянуть в пресловутый мини-бар. Дверка отошла легко и приятно пружинисто, европейское разнообразие напитков произвело впечатление драгоценностей, блеснувших в глубине едва приоткрытого ларца. Тут хранились бутылки шампанского, подернутые благородной пылью графских погребов; бутылки итальянского вермута, все в геральдических наклейках; квадратные емкости с джином и виски, украшенные изображениями седовласых румяных джентльменов, надо думать, знатоков хорошей жизни и настоящей выпивки; причудливая пестрота безалкогольных напитков — всех этих сод и тоников — доводила картину до уровня потребительского шедевра, Андрей был готов воспринять его чисто эстетически, если бы не банки с датским пивом, подернутые капельками влаги на матовых крышках из тончайшей, нежнейшей жести.

Как в детстве, повинуясь неодолимому соблазну и не думая о последствиях, Андрей вытянул из туго набитого холодильника одну банку и, подобно бойцу, встречающему вражеский танк, рванул кольцо. Вскрытая банка и впрямь ухнула, словно имитируя взрыв, и светлое датское пиво фонтанчиком устремилось в высокий стакан.

Теперь Андрей застал себя на гнутом нешироком диванчике — кажется, канапе ему название, а может быть, рекамье — вытянувшим ноги в одних носках и потягивающим пиво, существенно отличное от немногих известных ему сортов. До такой степени отличное, что, по строгому счету, «пивом» можно было называть что-нибудь одно; или эту благородно золотистую, снежком непробиваемой пены накрытую жидкость в тяжелом высоком стакане или то мутноватое пойло, к которому со студенческих лет Андрей привык на родине.

В этом состоянии блаженного размышления и застал его Ростислав, после чисто формального стука вошедший в номер.

— Кайфуешь? — улыбнулся он с пониманием, но вроде бы и с насмешкой. — Позволяешь себе такую роскошь?

Уловив в этом вопросе, помимо дружеской подковырки, нешуточное удивление, Андрей собрался было заметить рассудительно, что, поселившись на халяву в таком не по чину барственном номере, глупо было бы не воспользоваться всеми положенными постояльцу благами. И только тут, поймав направление Ростиславова взгляда, обратил внимание на элегантное меню, подобно портрету в красивом паспарту стоявшее на самом мини-холодильнике. Даже странно, как это раньше оно не бросилось ему в глаза.

А Ростислав тем временем, взяв в руки это паспарту, тиснением и ленточкой закладки похожее на приветственный адрес, не без торжества объявил Андрею, какую сумму должен он администрации за откупоренную ненароком, в порыве блаженной безответственности банку знаменитого пива.

— Номер номером, — добавил со знанием дела Ростислав, — а за напитки клиент обязан платить наличными.

И вновь со значением и с почтительностью назвал сумму, в которую обошлась Андрею его злосчастная пижонская слабость. Прежнее превосходство вновь звучало в голосе Ростислава, получалось, что международная его бывалость вновь сослужила ему добрую службу и спасла от ненужных расходов. Названная цифра и впрямь показалась Андрею неправдоподобно крупной, но все же не до такой степени, чтобы терпеть раздражающе покровительственный тон Ростислава.