Мэгги иногда казалось, что она видит то, чего не видят другие. Тени на краю зрения, в окнах. Трепещущее движение, зыбкие очертания. Она плохо спала. Раньше ей нравилось учиться, но после пятнадцати лет сама мысль о школе наполняла отчаянием. Она гадала, не переросла ли уже школу, не попросят ли её уйти.
В учебном зале из-за сумрака и меловой пыли голову снова сдавливало. Боли усилились. Как и у Кейт.
А потом тот день в ноябре. Сырой и тёмный, когда дождь хлестал в окна.
Утром она поссорилась с отцом, причём мать заняла его сторону. Неприятный осадок остался на весь день. Это ощущение всё копилось и копилось, пока она следила, как стрелка часов приближается к трём – времени окончания уроков. Ей всего-то и хотелось, что сходить на лекцию с Эми, но отец отказал с ходу и без объяснений. Зря она на него кричала, но порой удержаться было невозможно. Чудо, что он её не выпорол.
Когда в три часа дети разошлись, Мэгги осталась за партой. Кейт слонялась рядом, но её явно тянуло домой.
– Мне ещё нужно кое-что доделать, – Мэгги показала Кейт тетрадку с недописанным пассажем из Библии. – Иди домой с Сарой. Скажи маме, что я скоро буду.
Долго её уговаривать не пришлось. Она никогда не задерживалась в школе дольше, чем нужно.
Мэгги осталась на месте, а мисс Келли ходила по рядам, собирая тетради. Ещё не ушла маленькая Ханна Крейн, дочь мистера Крейна.
Рядом с партой Мэгги учительница задержалась. Она выглядела уставшей.
– Ты хочешь доделать работу?
– Да, – Мэгги смотрела мимо мисс Келли, через плечо. Никому не нравилось быть с ней наедине.
– Ханна ждёт, когда за ней придёт отец. Он будет здесь только в половине четвёртого. Посидишь с ней? У меня ещё есть дела перед вечерними занятиями.
Вот и оправдание, чтобы не торопиться домой.
– Да, мисс Келли, – сказала она. – Конечно.
И они остались одни. Мэгги смотрела на свою тетрадку. Она не могла сосредоточиться на том, что пишет, что значат эти слова. Что-то из Евангелия от Матфея. «Если же Я Духом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие».
Ветер сотрясал потолочные балки. Лампы, висевшие на стенных крюках, дрожали вместе со стенами. Они не горели. Было ещё рано. Но за окном собиралась гроза, уже погрузившая класс в темноту.
Мысли Мэгги нарушило тихое царапанье карандаша. Она взглянула на Ханну, которая писала, прикрывая бумагу рукой, и болтала ногами под партой, не доставая до пола. На ней было жёлтое платье, волосы завязаны двумя жёлтыми ленточками. Мэгги не помнила, шесть ей или семь. В школе она была самой младшей.
Часы показывали десять минут четвёртого.
Не стоило ей задерживаться. Родители рассердятся, что Кейт пошла домой одна. Вот бы Мэгги могла встать и просто шагать и шагать – не к дому, а куда-нибудь в лес, на свободу.
Ей послышалось, что снаружи – у самой двери, выходящей на новое здание, – по земле волочат что-то мокрое и тяжёлое. Она обернулась: за окном что-то мелькнуло – плечо мужчины, тёмная куртка, шляпа.
Задняя дверь открыта. Мэгги была уверена, что всего пару мгновений назад она была закрыта, но теперь стояла нараспашку, покачивалась на тугих скрипучих петлях, и по классу загулял кусачий сквозняк.
Она оглянулась. Ханна отложила карандаш. Смотрела туда же, куда и Мэгги.
Шорохи на улице прекратились. Мэгги отодвинулась от стола и пошла закрыть дверь. Снаружи, позади резких контуров нового здания на фоне неба, она увидела мужчину и женщину. Они стояли на опушке.
Мужчина опёрся на мотыгу. Его лицо под сдвинутой на затылок чёрной шляпой было худым и морщинистым. Белый мужчина с запавшими щеками, с чёрной бородой, клочковатой и неухоженной. На нём были чёрная куртка и сапоги – фермерская одежда, но такую уже давно никто не носил. Он выглядел больным, голодным – она видела воспалённые красные глаза.
Женщина сцепила перед собой руки: её лицо было острым и угловатым, глаза – глубокими и тёмными. Юбка из тяжёлой плотной ткани, на голове белый чепчик.
Моросило. Пахло раскопанной почвой. Холодные капли хлестнули по лицу, и Мэгги их стёрла, но мужчина с женщиной не двинулись с места.
В ней, словно ил, оседал страх.
Поскрипывали плоские балки, державшие крышу-скелет. К одному столбу привязали лестницу, теперь дрожавшую на ветру. Её стук на миг отвлёк Мэгги, а когда она снова перевела взгляд, мужчина и женщина уже пропали.
Привиделось, подумала она. Иногда перед приступом головной боли мир становился как сон – перекошенный, яркий и искажённый. Наверняка всё дело в этом.
Тихие шажки – рядом в дверях встала Ханна и взяла Мэгги за юбку.
– Что это? – шёпотом спросила она.
Мэгги попыталась ответить. Слова застряли в горле. Не стоило оставаться. Она была здесь лишней.
Они должны уйти.
– Не знаю, – выдавила Мэгги. Снова утёрлась, а опустив руку, заметила движение. Обернулась. Тёмный силуэт, который она принимала за старое дерево у восточной стороны здания, оказался бородатым фермером, причём совсем близко. Он смотрел на Ханну.
– Кто это? – прошептала она.
«Шевелитесь», – пыталась приказать Мэгги ногам, и наконец они подчинились.