Что может быть душевнее теплого полдня в первой половине сентября? Уже осень, но еще как бы не совсем, и дневное светило пока не ушло из Петрограда за свинцовые тучи, где иной раз имеет обыкновение почивать днями и неделями, пока дожди выводят на флейтах водосточных труб опостылевшие ноктюрны. Но солнце нынче светило мягко и ласково, отчего Алексей Алексеевич Балашов пробудился в превосходном настроении. Правду сказать, пробудился не сам, а стараниями супруги Татьяны Федоровны, только вернувшейся с воскресной службы.
Привычно пропустив по касательной еженедельный упрек в недостаточной православности, Алексей Алексеевич облачился в халат, подошёл к жене, молча обнял и ткнулся губами в щёку.
- Ой, усы твои колючие, Алёша, - вздохнула жена, прижавшись к нему на миг.
Этот своеобразный ритуал происходил меж ними каждое воскресенье. После подполковник принимал утренние процедуры и, одевшись, садился за стол, где его уже ждал горячий кофейник и все остальное. Но в этот раз Татьяна Федоровна нарушила привычный порядок.
- Мы лет пять не были в театре, - в этой констатации не было упрека, но Алексей Алексеевич всё равно насторожился. – Оперу и балет я не видела с девичества, и даже в синема мы не заглядывали больше года.
Балашов совсем напрягся. Не то, чтобы у него были какие-то особенные планы на этот день – как раз нет, ничего конкретного, - но тишайшая, в основном, супруга определенно собиралась взбунтоваться. Но да ладно. Внезапную тягу жены к прекрасному можно пережить, особенно если это прекрасное действительно является таковым, а не каким-нибудь «авангардом» пополам с декадансом.
- Вчера была у Чуковских – тебе поклон, кстати. – Так вот, сегодня в саду у Юсуповых на Мойке вечером будет какой-то совершенно необычайный концерт. Корней Иванович то ли сам толком не знает, то ли просто нагнал туману, но, вроде бы, ожидается вечер какой-то новой американской музыки. Солист, что будет там выступать, попросил Чуковского поназвать туда как можно больше поэтов и вообще творческих людей. Но мне удалось показать ему заинтересованность и раздобыть визитку князя Юсупова – она там заместо входного билета. Так что, Алёша, делай, что хочешь, но вечером мы идем в свет. Какие будут возражения?
- Ни малейших, - быстро ответил Алексей Алексеевич. – Я слышал краем уха, что в Америке придумали что-то в самом деле интересное, так что интересно будет послушать.
Татьяна Федоровна взвизгнула и повисла на мужниной шее.
- Спасибо, Алёша! Ты самый лучший!
«Отчего бы и не поработать в такой чудесный осенний вечерок?» - с некоторой игривостью размышлял подполковник, направляясь в ванную.
***
Володя, пребывая в нешуточном отчаянии, в десятый, наверное, раз перечитывал дело рук своих. Получилось ужасно. Как-то прямолинейно и грубо, что ли, без тени загадки, без тайны и возвышенности чувств. Но – строго по заветам этого странного Григория Павловича.
Показать отцу? Совершенно невозможно! Такое только господин Коровьев, чуждый условностей, сможет верно и беспристрастно оценить. Что ж, вперед! Ведь мы же с ним уговаривались, верно?
***
- Соня, кто и когда принес это письмо?
- Обычный мальчишка-посыльный четверть часа тому, Анна Александровна.
- Как интересно… Вот что, ангел мой. Нам до семи вечера нужно попасть к Юсуповым на Мойку. Распорядись, пожалуйста.