Мы из блюза (СИ)

- Охолоните, сударь, - крикнул ему вслед и поспешил продолжить путь, пока народ не набежал.

Кажется, повезло, и никто этой стычки не видел. У Распутина чёртов талант влипать в переделки на ровном месте – прошлая моя жизнь протекала куда спокойней. Но вот и студия, я вовремя.

- Доброго дня, Григорий Павлович, приветствовал меня вчерашний знакомец. – Но что это? У вас кровь?.. – Действительно, я, оказывается, раскровил костяшки о зубы внезапного противника. Но рука работает нормально, так что не страшно.

- Пустяки, право. Если у вас сыщется мокрая салфетка, уладим этот вопрос в минуту. Здравствуйте!

Пока я приводил в порядок руку, техники готовили аппаратуру, а мне принесли чай в подстаканнике и полную сахарницу.

- Вот-с, договорчик-с подпишем-с? – суетился управляющий.

- Подпишем, - согласился я. – Как вы полагаете, будут ли мои песни пользоваться успехом?

- Это совершенно несомненно-с! Осмелюсь сказать, что для образованной публики-с это будет наимоднейшее откровение-с!

- Вот и славно, - кивнул я. – Потому сделаем так: сейчас мы запишем восемь песен. И вы мне заплатите по сто рублей за песню. И всё. Ни на какие прочие отчисления я не претендую. Вы с каждой песни сделаете многие тысячи, не сомневаюсь, ну и пусть нам всем будет хорошо: мне прямо сейчас, а вам – всю оставшуюся жизнь. Идёт?

- Идёт-с, но отчего бы тогда не десять песен за те же восемьсот рубликов?

- Ставка твёрдая: одна песня - сто рублей. И деньги попрошу сразу. Дело здесь не в недоверии, а в том, что сразу по окончании записи мне будет нужно спешить.

- По рукам-с. Но всё равно десять-с! – и деляга проставил в договор количество песен и сумму гонорара. Договор, естественно, был в единственном экземпляре. Пока читал этот шедевр крючкотворного искусства, мой визави куда-то сходил и притащил десять сторублевок. Взяв деньги, я подписал договор, умудрившись не накляксить, и мы наконец занялись делом. Меня усадили перед здоровенным раструбом, и процесс пошёл.

- Здравствуйте. Я Григорий Коровьев, и сейчас для Русского акционерного общества граммофонов я сыграю блюз «Мотылёк» на стихи Владимира Набокова, - и сразу песня.

- Здравствуйте. Я Григорий Коровьев, и сейчас для Русского акционерного общества граммофонов я сыграю американский народный блюз «Дом рассвета» на стихи Вадима Гарднера…

- Здравствуйте. Я Григорий Коровьев, и сейчас для Русского акционерного общества граммофонов я сыграю блюз «Один» на стихи Андрея Белого…

Эта дурацкая «интродукция», как ее изволил обозвать управляющий студией, была нужна для недопущения пиратского копирования, что несколько развеселило: оказывается, музыкальная индустрия с первых дней существования была под пристальным флибустьерским вниманием.

Но вот всё записано, и, по заверению техников, получилось наилучшим образом. Так что осталось всех поблагодарить, убрать инструмент и отбыть.

На лестнице встретился с Вертинским, которого, оказывается, вчера тоже завербовала акула шоу-биза.

- О, удачно-то как! – обрадовался он. – Слушай, а можно я ту, что мы вчера записали, тоже сыграю?

- Можно, конечно, - чёрт, вспомнить бы ещё, что мы вчера с не вполне трезвых глаз записывали нотами, – хулиганства было хоть отбавляй, вон, даже на «ты» перешли!

- Спасибо! Я ее всё утро репетировал!

- Ну, давай. Удачи!

- Постой! Что у тебя с рукой?

- Гриша-Гриша, где ты был? На Фонтанке морду бил! – пропел я на понятно какой мотивчик.

- Вот же неугомонный, - покачал головой Вертинский, и мы распрощались.

Первым делом нашел в переулке трактир, где плотно поел. Организм укоризненно напомнил, что принимать пищу раз в сутки – моветон. Там пока и отдыхал за чаем, коротая время до следующего визита и стараясь хоть еще ненадолго сохранить пустоту в голове.

***

(какого-то октября в квартире на Средней Подьяческой)

- Папа, милый…

- Да, Надюша?

- А правда же можно я твой граммофон разок послушаю? Всего разок!

- Ну… можно. А что случилось?

- Мне Коленька принес новейшую пластинку самого Вертинского! И там одна песня, которую я ещё вот совсем ни разу не слышала.

- Ну, давай, послушаем. Которую, егоза моя?

- Вот эту, «О любви»…

А не спеть ли мне песню о любви?

А не выдумать ли новый жанр?

Романсовый мотив, и стихи –

И всю жизнь получать гонорар?[1]...

- Ой, папенька, ну это же просто чудо, что такое!

- Да-с. Свежо!

***