***
Спешите видеть!
Проездом из Одессы в Монте-Карло! Известный певец Алексис Заворотный исполнит печальные романсы г-на Вертинского и новомодные блюзы г-на Коровьева! Представление единственное, 10 октября в заведении Кошмарова на Песочной набережной! Билет 10 руб.
***
А день все не кончался и не кончался. Двадцать песен – шутка ли! Причем две из них пришлось сочинить, и восемнадцать – вспомнить. Но, вынужден признаться, что представители грамофонного общества, или как оно там, напали на меня очень своевременно: в свете того, что мы сегодня обсуждали с господами офицерами под занавес пикника, деньги мне сейчас понадобятся и, крайне желательно, деньги огромные. Так что работаем, Матрёшка моя…
Дочь – а я, вот чудо, успел уже сродниться с моим утконосиком, будто всегда тут была, - помогала, и немало. Суждения ее были временами парадоксальные, но по-житейски верные. Так она вслед за Надей Юргенс забраковала «Город золотой», причем, мотивируя точно так же – усталостью общества от поповщины! Но Надя у нас вся из себя благородная девица из училища, а Матрёна – крестьянка из Сибири, вот в чем штука-то… Но это ладно. Когда я ей спел чайфовское «Ой, йо…», благоразумно заменив неведомый «телек» газетами, она мне указала, что песня эта безысходная, а надежду все же стоит людям давать, а не толкать к нехитрому набору из бутылки и веревки с мылом. Короче, папа, блюз – дело хорошее, но вот чтоб только не безнадёга, ладно?
А ведь она совершенно права – безнадёги тут и без моей помощи – ложкой ешь.
К полуночи всё же управились. У меня заплетались пальцы и язык, дочь клевала носом.
- Пап, а спой колыбельную вот прямо для меня, а? – вдруг попросила она.
Я подождал, пока она уляжется, сел рядом с кроватью на табуретку.
Как допел, как добрался до кровати, как разделся, как ложился и убрал ли гитару в кофр – простите, не помню. Устал. Но что ребенок отрубился еще на первом куплете – помню отчетливо.
Утро принесло понимание, что скоро прискачут ретивые представители рекорд-лейбла, а я, хоть музыкально и готов, помещение нам не то, что не сыскал, но даже не пытался. И плохо представлял, с какого конца вообще браться за это дело. Можно было бы напроситься к Вырубовой или даже на конспиративную дачу к жандармам, но высочайшим повелением покидать периметр мне противопоказано. Что ж, пойду-ка поброжу, может, на свежем воздухе и появится удачная мысль.
Но сперва нам принесли завтрак. Потом, едва я дернулся к первой папиросе, за мной снова пришел бабушкин адъютант, и оставалось только молиться всем умершим блюзменам, чтобы на сей раз обошлось без гигантских статуй и внезапных землетрясений. И ещё несколько угнетала мысль, что я так и не сподобился узнать, как же зовут вдовствующую императрицу. Ну не до того мне было. А спросить у моего провожатого – как-то неловко. Ну да ладно. На этот случай есть официальное титулование: очень удобно, не ошибёшься.
Статуй точно не было: пустой зал, на дальней от нас стены – две картины. Большие, но до нас разве в мощный ураган долетят. А так – стол (соки, фрукты), два кресла.
- Здравствуйте, ваше императорское величество.
- Здравствуйте, сударь. Надеюсь, сегодня нам дадут спокойно пообщаться?
- Я весь в вашей воле, но за высшие силы поручиться, понятно, не могу.
- А жаль, - ехидно заметила императрица.
В этот самый момент дверь распахнулась, в комнату бодро зашёл Николай Александрович.
- Доброе утро, мам
- Ники, доброе утро. У тебя что-нибудь срочное?
- Да вот как раз разыскивал Григория, нам необходимо пообщаться.