Мы из губрозыска

— Гулеванили, говоришь… Отмечали удачное дело?

— Кто ж его знает, — вздохнул Терещенко. — Мабуть и так. Мне не удивительно.

— По-воровскому разговаривают?

— Еще как! Что ни слово, то мат или блатная музыка. Я бы им сам шеи посворачивал, как куренкам. И без того в районе неспокойно, а тут еще эта парочка образовалась. Но вы сказали, что залетных воров ищете, так я их трогать повременил. Однако решать с ними нужно, они мне уже давно поперек горла стали.

— Порешаем, — сказал Колычев. — Только нахрапом переть не надо. Нужно поумней провернуть. Говоришь, соседи на них жаловались?

Старший милиционер кивнул.

— И заявления есть?

— Какие у нас заявления! — засмеялся Терещенко. — Устно поплакались, а бумагу составлять не стали. У нас за такие бумаги и живота лишить могут.

— А есть такой, что не побоится в письменном виде изложить?

Терещенко снова покрутил ус.

— Ну… может Парасковья Семеновна. Ей уже под восемьдесят будет. Терять старухе вроде как нечего.

— Блин! — хлопнул себя по лбу Колычев. — Самое главное: а писать-то она сможет? Грамотная?

— Вот насчет этого даже сомневаться не нужно. Она когда-то учительницей была.

— Тогда нам жалобу от гражданки… Как фамилия Прасковьи Семеновны будет?

— Хромова.

— Вот, организуй письменную жалобу от гражданки Хромовой, чтобы ее проверить и сделать все в рамках социалистической законности. Сколько тебе на все про все времени нужно?

— Часа хватит, — прикинул старший милиционер. — Парасковья на рынке кажный день торчит. Сам за ней сбегаю.

— Давай, — разрешил Колычев. — Одна нога здесь, другая там.

— Зачем нам это заявление? — не понял Елисеев.

— Да чтобы прокурор не придрался потом. А тут вроде как все правильно. Терещенко будет на жалобу реагировать. Нас с собой возьмет. А там будет легче. Как тебе план?

— Ничего, годный, — одобрил Петр.

Гражданка Хромова оказалась сухонькой, но крайне бойкой старушкой, умудрившейся к своему почтенному возрасту сохранить почти все зубы. Долго уламывать ее не пришлось. Блеснув хитрыми глазами, под диктовку Терещенко бабуля написала заявление.

— Спасибо вам, Прасковья Семеновна, — искренне поблагодарил Колычев, схватив со стола бумагу. — Вы очень нам помогли.

— А сами вы откуда будете? Что-то не припоминаю я у нас таких милиционеров, — заинтересовалась старушка. — Никак новенькие?

— Новенькие, — заверил Колычев.

— Это хорошо. А то Терещенко трудно приходится. Тут столько всяких субчиков, что ему одному вовек не переловить.

— Идите домой и ничего не бойтесь, — сказал Елисеев. — Мы в долгий ящик ваше заявление откладывать не будем. Прямо сейчас станем разбираться.

— Разберитесь, милок, обязательно разберитесь. А то от проходимцев этих совсем жилья спокойного не стало. Уж как они колобродят в последние дни! — обрадовалась Хромова.

Колычев попросил Терещенко, чтобы тот представлял их как своих помощников. Ни к чему лишний раз афишировать свою принадлежность к уголовному розыску.

Недавно прошел дождь, и сыщикам пришлось помесить немало грязи на узких улочках Панькино. Колычев с сомнением смотрел на совсем раскисшие ботинки. Те давно просили каши. Скоро придется привязывать подошву, пока совсем не отвалилась.

Время от времени из-за заборов раздавался заливистый собачий лай.

— Вот почему не люблю тут бывать с посторонними, — вздохнул Терещенко. — Меня тут собаки знают. Ни одна шавка не загавкает. А с вами сплошной гром и музыка!

— Ты знай, веди, — успокоил его Колычев. — Ничего страшного. Собачкам тоже душу отвести надо.

Дом загадочные Гриша и Сеня выбрали хороший. В таких обычно жили зажиточные крестьяне. Добротный, под железной крышей, из тех, что век простоит без всякого ремонта.

Вокруг дома обновленный забор, высотой с человеческий рост, выкрашенный в зеленый цвет.

Улица уходила ввысь, где на пригорке стояла церковь с позолоченными куполами.

Терещенко снял фуражку и перекрестился. — Ты что — верующий? — удивился Колычев.

— А что — разве нельзя?

— Почему нельзя, можно, — смутился Борис. — Если делу не мешает, крестись себе на здоровье.

Старший милиционер подошел к калитке (она была чуть пониже остального забора) и, поднявшись на цыпочки, прокричал:

— Эй, хозяева! Есть кто дома?

Половицы в доме заскрипели, прогнулись под тяжестью тела. Дверь веранды распахнулась. Показался сонный мужик с взлохмаченной головой. Судя по внешнему виду, он уже несколько дней не просыхал.

— Ну, есть, — отозвался мужик. — А ты хто такой и с чем пожаловал? Мы гостей не ждали.

— Милиция, — подбоченился Терещенко. — Старший милиционер Терещенко. Калитку откройте. На вас жалоба поступила. Говорят, что вы спокоя соседям не даете.

— Брешут, — сказал мужик, однако калитку открыл без пререканий.

Сыщики оказались во дворе: некогда чистом, а нынче захламленном, несущим следы недавней попойки.

От хозяина за версту разило самогоном.

Елисеев прикинул: ростом тот не особо удался, значит, это Сеня. Долговязого Гришу было не видать.

— Что делать-то будете? — вяло спросил Сеня. — Штраф выпишете?

— Может, и выпишем, — покладисто кивнул Терещенко. — Только сначала документики ваши проверим. Есть удостоверение личности?