Мы из губрозыска

— Говори, что стряслось, — потребовал он. — Вижу, у тебя на душе кошки скребутся.

— Борь, в общем, можешь со мной, все что угодно делать — хоть прямо сейчас арестовывай…

— Прям-таки арестовывай? — усмехнулся Колычев, но взгляд его стал жестким, как наждак.

— Да, Борь. Я, наверное, служебное преступление совершил. Даже не наверное, а точно…

Елисеев запнулся.

— Ух ты… Вот как заговорил. Ну-ка, давай, раскалывайся, чего натворил за эти полчаса, что я тебя не видел, — нахмурился Колычев.

— Тут дело такое: в ресторане сидел мой старый приятель, еще с детства. Федя Глушков…

— Не слышал о таком. И что с ним такого плохого с этим Глушковым?

— Дезертир он. А вдобавок еще и с ворами да бандитами связан.

Петр опустил глаза.

— Короче, я его отпустил.

— То есть как — отпустил? — ошалел Колычев.

— Да так: сказал, чтобы через четверть часа и духу его в ресторане не было.

— Здорово живешь! Так ты еще и служебную тайну какому-то бандюгану выдал. Предупредил, что облава будет?

— Да.

Колычев задумчиво протянул:

— М-да, и впрямь наворотил ты, брат, де-лов.

— Я же сказал: хоть сейчас можешь меня арестовать, — вскинул подбородок Петр.

— Под арест ты всегда пойти успеешь. За этим не заржавеет. Лучше поясни, какие такие резоны тебя побудили на самоуправство пойти?

— Я Федьку хорошо знаю. Не конченный он человек, еще исправиться может. Я ему шанс дал: прийти к нам и во всем честно признаться. Если не сделает, сам из-под земли достану и в губрозыск приведу.

— Значит, шанс человеку дал… — Губы Колычева сложились в узкую полоску.

Петр осторожно посмотрел на старшего товарища, а тот стоял, глядя в невидимую точку.

— Людям надо верить, — наконец сказал Борис. — Окажись я на твоем месте, думаю, также бы поступил. И не только я. Губрозыск не только наказывать должен. Мы — не царская полиция, нам не человека в кутузку посадить нужно, чтобы потом забыть о его существовании. Мы будто лекари: если можем кого-то спасти, то хоть из кожи вывернись, а сделай. И точка! Правильно ты поступил, Петр. И что помог Федору, и, что мне рассказал, не испугался.

— А товарищ Янсон?

— Не переживай: с ним я поговорю. Товарищ Янсон — настоящий большевик. И тоже зрит в корень. Но, если подведет тебя Федор, ты знаешь, что делать. Верно?

— Верно, — кивнул Елисеев.

Глава 10

Уже было хорошо за полночь, когда все задействованные в облаве сотрудники угрозыска собрались в кабинете Янсона. Начальник выглядел довольным. Часто щурился и улыбался, приглаживая жесткие черные волосы.

— Доложите о результатах, — потребовал он.

Сыщики докладывали по очереди. Янсон благодушно кивал.

— Неплохо, товарищи, неплохо, — сказал он в конце. — Уголовная шушера надолго запомнит этот день. Всем, кроме дежурного, разрешаю разойтись по домам. Отличившиеся будут отмечены в приказе.

Не помня себя, Петр добрался до съемного угла и без сознания упал на кровать. Сил даже поужинать не осталось.

Утром Колычева вызвали к телефону. Звонил старший милиционер Терещенко из Пань-кинского отделения. Район Панькино хоть формально и относился к городу, все равно оставался деревня деревней и располагался на выселках. Народ там проживал соответствующий. По сводкам Панькино проходило как одна из самых опасных частей города. За всем этим беспокойным хозяйством присматривало Панькинское отделение милиции, в котором служило четверо милиционеров.

— Терещенко на двух подозрительных субчиков наткнулся, — сообщил Колычев. — Приезжие, снимают целый дом в Панькино. По вечерам музыка, пир горой и дым коромыслом. Кутят напропалую: пьянки и женщины легкого поведения табунами. На что гуляют — непонятно. Нигде не работают, среди командировочных не числятся — Терещенко аккуратно проверил.

— Будем брать? — загорелся Петр.

— Экий ты скорый… А основания? — охладил его Колычев.

— Обыск сделаем.

— Так тебе прокурор и дал постановление на обыск! Я ж говорил — плохо ты нашего прокурора знаешь. Он без веских оснований даже не почешется.

— Давай без постановления!

Борис повертел пальцем у виска.

— С ума сошел! Да нас потом поганой тряпкой из розыска погонят.

— Победителей не судят, — уверенно заявил Елисеев. — Мы ж ради правого дела стараемся. Ну не верю я, что эта публика чистенькая. Честный человек деньгами разбрасываться не станет.

— А! — махнул рукой Колычев. — Давай сначала с Терещенко поговорим, а там разберемся.

Старший милиционер Терещенко был смугл и круглолиц. Ради солидности отрастил длинные запорожские усы, которые во время встречи с сыщиками подкручивал толстым пальцем, лишенным ногтя.

— Значица так, — с характерным южным напевом говорил он, — двое их. Приехали вроде как из Петрограда, но это по слухам. Один высокий, второй с меня ростом. Высокого Гришей зовут, а его напарника Сеней.

— Фамилии знаешь? — спросил Колычев.

— Нет. Я старался на глаза им не попадаться, через своих людей поспрашивал. Но точно не рабоче-крестьянского происхождения. Поначалу вели себя тихо, а потом как прорвало. Вчера вообще гулеванили так, что окна дрожали. Соседи жаловались, так у них чуть было до драки не дошло.

Колычев обменялся взглядами с Елисеевым.