Песик меня отпустил, сидит смотрит. Я интересуюсь – что это было? Знакомец сконфузился еще больше и говорит, что песик этот хорошо дрессированный и никого сам не обидит. Надо произнести ключевое слово, чтобы он или обезвредил – вот как меня, либо рвать стал в клочья. Говоришь, дескать, условное слово «короче» — песик сразу человека обездвиживает.
— И тебя песик второй раз – ням?
— Вот именно!Хозяин опять сконфузился, опять «фу», а я ему ласково и душевно: «Осел ты тупой с кирпичом вместо мозга и сиди молча, а то, кретин шерстистый, сейчас опять что такое ляпнешь и порвет меня твой песик. И не прощайся, а то кто тебя дурака знает, что там у тебя за ключевые слова!» В себя пришел уже когда домой добрался и больше к этому знакомцу ни ногой. Ясно все?
— Куда яснее…
Плещет водичка, греет солнце, мотор урчит.
Помолчав, Енот продолжает: «Конечно задача не из сложных. Наша бронекастетная маневренная группа слепила бы этих троих в момент. Но политика. К слову можно было бы и еще проще — американский беспилотный «Пидаратор» послать – птички этого разноцветного инженера до пяти кило могут груза тащить свободно, влепил такой птичкой в ветровое стекло машины – и всех дел. А пять кило тола от машины оставят фук. Но это начальству виднее.
Я не берусь спорить. Руководить людьми очень сложно. Как правило категорически знают как командовать фронтами и корпусами люди, которые не командовали в реале и батальоном. Чем ниже опыт управления живыми людьми — тем большая уверенность в своем знании, «как надо в мировом масштабе».
По моим наблюдениям самые матерые знатоки мировой политики и эксперты — подкаблучники, больше всего в жизни боящиеся своих жен и тещ. Потому критиковать – оно можно, но лучше воздержусь. Пока вроде Кронштадтское руководство действует грамотно, большей части населения на благо, не только елите, так что можно считать, что я и поддерживаю всецело. Раз нужно провести такую операцию – будем проводить.
Пока же приходится под внимательным взглядом Енота проверить еще раз – все ли я с собой взял, все ли в порядке и все ли исправно.
Да, все в порядке – и автомат с пистолетом, и запасной пистолетик и боезапас для всего этого и фальшфайера и фляга с водой и медикаменты в сумке и все остальное, включая фонарик. На кой черт фонарик не знаю, но спутник как заправский старшина проверяет мою готовность досконально.
Когда я убеждаюсь, что взял с собой все, что нужно, Енот неожиданно спрашивает про то, как кот по имени Лихо Одноглазое пережил праздник. Отвечаю, что в последний раз, когда я на него посмотрел, Котяро прополз еще 20 сантиметров к своей лежанке.
— Героическая личность – рассеянно констатирует хромой.
— Это да. А тебя что гребтит?
— Ты о чем?
— Задумчивый ты какой—то. Опять же обычно балаганишь, а тут серьезен как невеста на свадьбе.
— Скорее тогда уж на Тризне – хмуро улыбается Енот.
— Это ты о чем опять же? – тяну клещами ответ.
— Дружок у меня, молодой историк из Старой Ладоги, теорию свою рассказал было дело. По его мнению славян потому соседи так откровенно боятся, что обычаи у славян были серьезные. По его мнению молодые воины у славян проходили инициацию, становясь навьями и в таком качестве ходили, так сказать, «за речку» соседей резать.
— Погодь, погодь, навьи – это же восставшие из могил мертвецы? Вредоносные духи? От них еще обереги помогали?
— Не совсем так. Дружок считал, что молодому воину для опыта нужно повоевать на чужой земле и без пощады. Ну а там всякое может быть, поэтому по живым воинам справлялась всамделишная тризна, как по умершим. Что там ни произойдет – а дух воина будет уже в благости, не вернется мстить неупокоенным. Ну и вели они себя на войне как на войне, нравы тогда были простые.
— А при чем тут тогда руны и обереги? Опять же навьи невидимы вроде, хоть и на конях?
— Ха, соседи—то ведь тоже разные. И в родстве есть и торговые партнеры и всякое такое. Вот для того, чтоб свояков от чужаков отличать и вводилась система опознавательных знаков. Воин видит – ага, на избе руна, или оберег годный, значит – этих резать нельзя. Зато у них и коню корм можно взять и еду себе и в баньке помыться. Но – уважительно, у своих берешь. А те помнят – навью в глаза глядеть нельзя, чтоб потом случись что – честно сказать – в глаза не видал никого. Так что руны – обереги – это банально опознавательные знаки.
— Лихо. И что потом?
— А потом воины возвращались с добычей «из—за речки» и отмечалось их новое рождение и после этого они уже не навьями, а людьми – возвращались по домам.
— Ну в общем такое конкретно раньше не слыхал, хотя похожие свидетельства о воинах—волколаках у многих народов есть. Причем для своих такие воины олицетворяют добро, только чужим злы. Как у немцев – вервольфы. И даже вроде как Богу угодны. То есть хоть и тьмы приспешники, но не Дьявола слуги, наоборот. И вот это – тоже очень характерно – как ты говорил: три фазы.
— Это когда я такое говорил? – морщится Енот.