Потому если бы тот же Ульман сунул трупам в карманы десяток патронов или пару гранат или изобразил что в него из окна машины мирные гранату кинули – совсем другой был бы коленкор, понимаешь? А он этого делать не захотел, вот начальство и осерчало. Всего делов. Ты к слову в курсе, что если видишь вооруженную банду в тамошних лесах, то надо встать и громко объявить: «Вооруженные силы Российской федерации! Стойте и предъявите документы!» И если ты это не сделал, то получается, что в ходе огневого контакта ты пришил не десяток бандитов—головорезов, а девятерых граждан Российской федерации и интуриста из Саудейской Оравы.
Вполне на пожизненное тянет. Ну а то, что на десяток мирных пастухов и крестьян, включая приехавшего нелегально в гости к ним саудита, девять калашей, десяток пистолетов, гранатомет и комплект боеприпасов, да и одеты все соответственно проживанию и войне в горах – так это мирные крестьяне случайно нашли склад бандитского оружия и снаряжения и шли сдавать, а надели на себя разгрузки с рожками и калашами просто чтоб нести было удобнее.
— Не знал. Шутишь ведь?
Физиономия Енота ясно говорит – что нет, не шутит.
— Так что – и говорят? Там же рожок можно высадить в говорящего.
— Не, полрожка, зачем зря патроны переводить. А говорить – а как же. Потому как убиенные в мирное время граждане – это прокуратура сразу интересуется. И конечно все говорят, предупреждают. Прокурор спрашивает: предупреждали по всей форме? Ему в ответ – а как же! Дважды даже. А потом уж только бабах. Ну прокурор и успокаивается, ясно же, что просто подвернулись опять туповатые и глухие бандосы. Если же какой Ремер так не скажет – то пойдет по уголовке, да.
— Чудны дела твои господи… А ты к слову как считаешь – их и впрямь, этих из ульмановской группы чеченцы перед судом похитили?
— Это вряд ли. Не те ребятки, не та выучка, да и у чечен стиль другой – им больше по вкусу демонстративные расправы. Им страх нагонять надо, жути до морозу.
— Ты вроде как не одобряешь.
— Не одобряю. Нормальная месть – когда дело сделано, а следов никаких. Не в театре, потому и сегодня от нас никаких следов на месте действия оставаться не должно. Только морфовы лапы. И еще раз напоминаю – если что – лучше перебдеть, чем недобдеть. Твоя единственная задачка – держать под контролем обоих морфов. Только это. И подать сигнал тревоги вовремя. Не опоздав.
— Это я запомнил. Я вообще сообразительный, с пятого раза точно запоминаю.
— Могу еще раз повторить. Роли все расписаны, все свое место знают. Если бы не прямое условие Мутабора – ты бы об этой акции скорее всего тоже бы не узнал. Так что скажи своему приятелю спасибо. Это он тебе удружил. А что у него на уме – не знает никто. Потому – держи нос по ветру и ухо востро. Мало ли парочка просто хочет свалить на свободу, как в американских фильмах.
— Думаешь могут?
— Не думаю, знаю. И самое малое нашу группу вдвое уменьшат, если захотят, а нам повезет. Хотя может быть и работа на нас им тоже придется по вкусу, на сектантов у твоего приятеля зубы чешутся и чем дальше, тем сильнее. Они ему пришлись по вкусу, да и злопамятный он, что твой слон.
Мне остается только подумать, что это как ни странно меня радует. Значит если есть такая доминанта – поведение морфа будет понятным. И тут же странное приходит в голову – что морф – тоже «за речкой». Только его речка – куда шире наших.
Некоторое время едем молча, перевариваю сказанное. Вокруг – бликующая вода, свежий ветерок, теплынь, моторчик трескотит, просто отпуск на воде, да и только. А через несколько часов будем уничтожать трех живых мужиков, до которых лично мне никакого дела нет.
— Что это ты наше двигло канделябром обзывал? – прерываю я затянувшуюся паузу.
— Три раза перебирал, но вот все же заработал. Ты все запомнил, про задание?
— Я понял, это намёк,
Я всё ловлю на лету,
Но непонятно, что конкретно
Ты имела в виду.
— Не паясничай. Ситуация – то ясна? Не будет в ненужный момент душевных терзаний и интеллигентских метаний?
— С чего бы это? – удивляюсь я, щурясь от яркого солнца в громадном небе. В городе такого неба не увидишь, дома заслоняют, а вот с воды оно огромно…
— На всякий случай спрашиваю. Пока все, кого ты обстреливал были откровенно тебе враждебны. Настолько откровенно, что никаких двояких толкований быть не могло. Соответственно и переживаний никаких. А теперь немного иное, сам понимаешь. Вот и не хотелось бы, чтоб лекарь потом предался вьетнамскому синдрому. Смекаешь?
— Ага. К слову довелось общаться по работе с вьетнамцами, причем пожилыми, которые с американцами еще дрались. Что удивительно – никаких следов вьетнамского синдрома, мы после фуршета пообщались немного – так они гордились тем, что амерам насовали. Один мне еще долго рассказывал как правильно ловушки делать на американца, переводчица от деталей аж позеленела, но справилась, я удивился ее стойкости, детали и впрямь были живописными. Я так понял что на его изготовления «вьетнамские сувениры» напоролось не менее 8 амеров.
— Да, ловушки вьеты делали качественные – кивает головой Енот.