Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза

Я не успеваю глазом моргнуть, как неуловимым движением она роняет с себя это свое странное, но чертовски элегантное платье и вышагивает из него, оставшись только в трогательных трусиках и туфельках, делающих ее ножки очень маленькими - я же привык видеть ее в берцах... Вижу сияющие глаза совсем рядом, потом уже не до того, чтобы разглядывать глаза. У нее очень нежная кожа, ее очень приятно гладить, ощущая теплую шелковистость, только на спине какие-то длинные рубчики, сбивающие неожиданными преградками плавный ход ладоней...

- А почему ты не спишь? - шепотом спрашивает она меня потом.

- А почему я должен спать? - так же шепотом отвечаю я.

- Вам положено так делать.

- Не знаю, что нам положено, а спать совершенно не хочется.

- Тебе не тяжело? - задает она совершенно нелепый вопрос.

Ну да, разумеется, она лежит так, как почему-то очень любят лежать многие женщины: прильнув к мужчине, положив ему голову на плечо, руку на грудь и закинув согнутую в колене ножку аккурат на то место, где спереди у мужчин соединяются обе ноги.

- Что молчишь? - осторожно спрашивает она минуту погодя.

- Не знаю, как ответить. Особенно учитывая, что я гораздо тяжелее тебя и после того, что мы тут вытворяли я вообще удивляюсь как ты вообще задаешь такие вопросы. Мне впору спрашивать об этом тебя, хотя показалось, что тебе тяжело не было. Ну а мне после такого странно даже сравнивать.

- А что тут мы вытворяли? - невинно спрашивает медсестричка.

- Всякое - веско отвечаю я. Потом, помедлив, признаюсь: 'Вот ведь досада, когда я три дня назад уронил при ассистенции поднос с инструментарием, то и сейчас могу описать, что куда полетело, и кто как на меня уставился. Хоть картину рисуй. Но связно описать все, чем мы занимались полночи... Нет. Не выходит - только эпизодами и кусками.

- Тебе не понравилось? - обеспокоено спрашивает она.

- Нет, что ты, было великолепно. Действительно великолепно. Ты замечательная! Но вот связно вспомнить - не получается. Почему-то всякие паршивости запоминаются навсегда и с первого раза, а что прекрасное - так шиш.

- Это мудро природа сделала - успокоено и рассудительно выговаривает Надежда.

- Что именно?

- То, что гадости и глупости запоминаются с первого раза, чтобы человек их не повторял. А вкусности можно и повторить. Как ты относишься к тому, чтобы повторить?

- С одобрением. С полным одобрением!

Она засыпает первой. Я успеваю немножко погордиться собой - и вырубаюсь моментально, даже толком не догордившись как следует.

Просыпаюсь оттого, что чувствую на себе взгляд. Сначала первая мутная мысль, скорее даже не мысль, а какой-то огрызок таковой, что это опять Лихо приперся за жратвой и на меня своим оком таращится. К счастью это не он, здесь есть еще кому на меня смотреть.

- Как насчет завтрака в постель? - спрашиваю я Надежду.

Она вздрагивает от неожиданно бодрого голоса.

- А что, такое возможно?

- Запросто! Что мэм предпочитает на завтрак?

- Кофе. Черный. Сладкий. С булочками. И еще какую-нибудь футболку большого размера.

- Надя! Не ерунди.

- Это ты о чем?

- О том, что зря комплексуешь из-за стрий на груди. Они тебя совершенно не портят, поверь мне. И кстати если ты мне покажешь свои груди при солнечном свете - я гораздо быстрее приготовлю завтрак.

- Это обязательное условие для приготовления завтрака?

- Ну, вообще-то нет, конечно. Но вид женских сисе... то есть грудей, персей меня приводит с давних времен в прекрасное расположение духа.

- Это, с каких же интересно времен? - подозрительно смотрит на меня женщина.

- С глубокого детства. С грудничкового возраста. Мне так и рассказывали - как титю увижу, так сам не свой становлюсь от радости. И я не один такой, сколько ни видел младенцев - все поголовно такие.

- Что ж. Раз уж так, ладно. Любуйся! - и, скинув с себя простынку, Надя открывает две аккуратные кругленькие сись..., то есть груди, увенчанные коричневыми сосочками. На белой нежной коже и впрямь есть атласно - розовые растяжки, возникающие у тех девчонок, у которых груди появились очень быстро, и кожа не успела за таким ростом, вот ее и растянуло. Ну, или еще у кормящих, хотя тут ясно - еще не кормила Надька никого. С моей колокольни - ничем это вид кругленьких шедевров природы не портит.

- Мой любимый цвет! Мой любимый размер! - выражаю я свои ощущения и спешу на кухню, чтобы сварганить завтрак - до сбора у нас еще есть время, успеваю нормально.

Подушкой все же Надька в меня кинула.

- Ну и как? - спрашиваю я Надежду, сосредоточенно разбирающуюся со стоящем на подносе завтраком.

- Очень непривычно - серьезно отвечает она, намазывая горячий ломтик хлеба малиновым вареньем..

- Ну, вообще-то должна быть специальная подставка для подноса. Не на живот же его ставить, мне пришлось запихнуть скамеечку в наволочку. Поднос - наличествует. Ну и все, что на подносе. Самое кислое - можно опрокинуть на себя горячий кофе, а потом оставшиеся в постели крошки черствеют и становятся проблемой. Но девушкам это нравится. Вот я и постарался.

- И что еще нравится девушкам?