Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 1)

Ночью выпал снег. Похолодало. Самурай совсем замерз. Разбудил хозяина.

— Вы своим мышам на ночь лапы моете?

— Нет, господин, у нас такого не делают.

— Дикие невежественные дурни! Ваши мыши испачкают мою одежду. Ладно, давай свое одеяло!

Травин со значением подмигнул озадаченным зенитчикам и мы двинулись в глубины лаборатории.

Когда мы спустились с крыши в полумрак казематов верхнего яруса, он негромко сказал, протянув мне листок с фамилиями:

— По нашим данным за ними ничего не замечено.

— То есть чистые и порядочные люди?

— Нет, просто нам о них ничего порочащего не известно. Улавливали раньше разницу между 'связей порочащих его, не имел' и 'в связях, порочащих его, не замечен'? — уточнил Травин.

— Улавливал. Эти значит — не замечены? — сказал я.

— Именно. Валентина Ивановна приказала вам провести экскурсию по лаборатории.

Экскурсия получилась впечатляющей. Впрочем Травин как экскурсовод был куда интереснее записных экскурсоводов мирного прошлого, сыпавших тысячами совершенно ненужных цифр и дат, но не дававших ничего полезного, отчего вся эта мусорная информация потом еще долго бренчала в межушном пространстве. Тут говорилось все по делу, может и суховато, но запоминалось слету. Я диву дался, поняв, что за короткий срок в мертвом выпотрошенном форте создали не менее грамотную лабораторию, чем бывшая тут раньше противочумная. Странно смотрелись новенькие еще пахнувшие окалиной грубоватые решетки в старых краснокирпичных коридорах, масса видеокамер и каких-то еще датчиков и всякие другие следы поспешного усовершенствования — от свежеслепленных стенок с бойницами, которые вместе с железными решетками перекрывали в некоторых местах коридоры, до мебели в облагороженных казематах. Несколько раз приходилось по приказу сопровождающего высоко поднимать ноги переступая через натянутые поперек коридора проволочины.

— Мины? — не очень умно спросил я.

— Сигнальные фейерверки — на случай несанкционированного передвижения.

— А, понял… Это уже запретная зона?

— Для посторонних — да. У американцев она была бы покрашена зеленой краской.

— А, полосой такой! — вспомнил я виденные всякие боевики.

— Ага. У нас вон — серые значки. Незачем зря стенки пачкать и краску переводить. Так что это — серая зона. Запрет для внешней охраны, ну да их дальше караульных помещений вообще стараемся не пускать, нечего им тут делать, салагам. А там где раньше — в чумной лаборатории была заразная часть — там зона строгого допуска.

— Как делится-то? В смысле что к чему относится? — уточнил я.

— Как раньше. Форт свое значение как крепость потерял довольно быстро. Вот его и переоборудовали — правая половина была заразная, левая — не заразная. Как легко понять — между ними было и карантинное помещение — там сейчас опять же промежуточная зона, рыжая называется. А место содержания особо опасных экземпляров — красная зона.

— Мутабор со своей 'кошкой' там? — тихо спросил я.

— Да. И не только он. Из живых там только наш нейрохирург, но он немного не в себе.

— Я слышал. Так и живет с лоботомированной семьей?

— Да. Совершенно бесценный специалист, приходится идти навстречу. Даже мебель его из квартиры привезли частью, как просил. Ощущение леденящее, когда к нему заходишь, но он делает вид, что все в порядке — и мы тоже. Политес.

— А живых тут много? — осведомился я.

— Не очень — вежливо и обтекаемо поставил меня на место экскурсовод.

Ну, понятно, нефиг мне знать сколько тут кого. Да полагаю и сами сотрудники не вполне в курсе. Хотя даже на первый взгляд — снаружи не меньше отделения на смене, значит подсменками еще два, получается взвод. Наверху расчеты артиллерии — тоже взвод.

Да внутренняя охрана, да кто-то им на подсменках, да за видеокартинкой кто-то смотрит. Да технического персонала десятка два самое малое — форт хозяйство хлопотное.

Ого, уже больше роты выходит — и это без научных работников. Лихо… Мне-то казалось, что сидит тут несколько человек, работают себе потихоньку. Но тут впечатление активно работающей процветающей фирмы.

— Кстати — а как у Мутабора с его 'кошкой' дела?

— На удивление успешно. Эксперимент по приручению дикоморфов получился удачным, хотя и времени всего-ничего прошло — со странным выражением лица говорит сопровождающий.

— Замечательно! Открывает заманчивые перспективы — выдал я не очень тонкую лесть.

— Ничего подобного. Методы дрессуры и так известны, а для того, чтобы дрессировать дикоморфа надо быть морфом еще большей степени. В том числе и по массе банально. Потому успех-то успех, да нам бесполезен. Пиджачок сшит сугубо на Мутабора, нам не годится. Опять же и то сыграло свою роль, что наш общий знакомый явно при жизни был кошатником, причем можно твердо сказать — уверенным пользователем котов. Навыки вместе с интеллектом сохранились. Так что та же психокинетика.

— Ну, как я видел — подкрепленная и грубой физической силой — сьехидничал я, вспомнив как лупил по крупу Блондинку свирепый Мутабор.