Мы из розыска…

«Ухажеров, выходит, было двое. Перескочили через забор. Который в куртке, грохнулся наземь, а второй, в кроссовках, на ногах удержался. Подскочил к тому месту, где сейчас машина… — Андрей повернулся в сторону машины, словно видел происходящее. — Обладатель ботинок сорок второго размера припозднился… Это ясно по тому, что его след перекрывает кроссовку. Выходит, ударил по затылку тот, что бежал первым… А на асфальте следы каблучков: туда — спокойные, размеренные шажки, семенящие рядом с пиленовскими подметками, а обратно — вприпрыжку…»

— Товарищ капитан! — окликнул Буренков.

Андрей неторопливо подошел к водителю.

— Что, нашли деньги?

— Нет, тут штука интереснее будет… Глядите! — Он подал ему что-то в целлофановой обложке, измазанной липкой глиной. Андрей небрежно обтер глину попавшимся под руку обрывком газеты и раскрыл книжку. От удивления он присвистнул и почувствовал, что вспотел. Пот был неприятным — холодным и липким. Так у него уже однажды было, когда стоял под наведенным обрезом.

— Где взял?

— Вот здесь лежала. Чуть снежком ее прикинуло, и не видать…

— Молодец! — думая о другом, проговорил Утехин. — Обстановка резко меняется. Ну-ка, Алеша, включайся в поиск денег, а я сообщу Мельнику обстановку…

— С книжкой-то что делать?

— Отдай владельцу!

— Ясно…

Рация призывно мигала красным огоньком. Утехин нажал на кнопку вызова и не взял, а буквально сорвал трубку радиотелефона:

— «Арзамас», ответь сто пятому… — в ответ молчание. — «Арзамас», я сто пятый, как меня слышите?.. — Тишина. — «Арзамас», «Арзамас», я сто пятый! — громко и внятно диктовал Андрей.

— Слушаю тебя, — донесся искаженный динамиком голос. — Почему долго не докладываешь?

— «Арзамас», слушай внимательно!

— Слушаю…

— Ситуация четыре! Посмотри в сейф…

— Понял. Погоди минутку… Андрей, ты не перепутал?

— Своим глазам пока верю.

— Документ проверил?

— Точно говорю — депутат. По буквам — де-пу-тат!

Понял наконец…

— Радостного мало. Я тебя предупреждал, чтобы все было в норме. А ты… грабеж вешаешь… Учти, раскрывать сам будешь… Диктуй адрес!

— Третий переулок от Головинского кладбища, возле яслей.

— Понял, поднимаю оперативную группу на осмотр места происшествия, а ты смотри в оба… Сам знаешь, теперь дело автоматически на контроле — не делай глупости…

— Не учи ученого! Конец связи!

— Разговор… — договорить Мельник не успел. Андрей вставил трубку в гнездо панели, и динамик отключился.

Он вышел из машины, запахнул пальто и довольно бодро направился к Пиленову.

— Как дела, Сергей Сергеевич?

— Спасибо, плохо… Ничего нет. Хорошо, хоть водитель документы обнаружил…

— Дело, Сергей Сергеевич, — сказал Утехин, — оказывается серьезнее, чем думалось. Я посмотрел на следы и пришел к выводу, что это ограбление. Именно об этом я и доложил в управление. Сюда приедет оперативная группа, криминалист, кинолог с собакой… Наша задача теперь иная: если вы не возражаете, проедем в ближайшее отделение и посмотрим кое-что — может, кого вспомните. Потом мы отвезем вас домой. Хорошо? — он пристально посмотрел в глаза художника, пытаясь понять — будет тот жаловаться или нет, но ничего не понял.

— Хорошо! — ответил Пиленов и улыбнулся своим мыслям. — Поехали, раз такое дело…

Машина словно вспомнила свою молодость. Резво развернулась и, разбрызгивая в стороны грязь, понеслась по вечернему городу к отделению милиции. Для Андрея отделение было родным — оно не только находилось на территории района, где он жил, но и работать он начинал именно здесь. Много дней и ночей, будучи милиционером патрульной службы, провел он на этих улицах. Многое можно было вспомнить — схватки, задержания. После окончания милицейской школы выбора не было — сюда, в родное отделение, на должность рядового розыскника. Отсюда он ушел в управление…

Скрежет тормозов. Машина остановилась. Андрей принялся будить разоспавшегося художника. Задача оказалась непростой. Легкие потряхивания, подергивания за рукав к заметному результату не приводили.

Наконец он открыл слипшиеся веки, почмокал губами и оторопело огляделся… Задрав голову, художник почесал бороду, посмотрел на светящуюся вывеску над дверью отделения. Наверное, он хотел что-то спросить, но, все вспомнив, понимающе кивнул и кряхтя вылез из машины.

Буренков открыл ключом заднюю дверцу машины:

— Вылезай, Григорий Палыч, приехали!

«Поди ж ты, — удивился Утехин, — промашка вышла, товарищ оперуполномоченный, вы имени и отчества Михалева в отличие от водителя не знали… Да и не интересовало это вас… Вполне удовлетворяло — Михалев туда, Михалев — сюда».

— Это чего? Арестовали? — разочарованно вымолвил «пассажир» арестантского салона.

— Нет! — Утехин пропустил его в дверь отделения впереди себя. — Пригласил на беседу… Побудешь пока у нас…

— Эхма… — вздохнул Михалев, присаживаясь на краешек обшарпанной лавки для задержанных, и в этих словах была такая сложная гамма переживаний, что Утехин почувствовал к нему жалость.

— Привет, Василий! — Утехин крепко сжал руку капитана, вышедшего навстречу.