Мы карелы

Только много лет спустя Рийко довелось услышать рассказ, объяснявший загадочное отступление белых из-под Руоколахти. Оказывается, виновником всего опять-таки был один из кевятсаарских стариков миротворцев, тот самый Стахвей, который осенью поднял панику среди белых, сообщив им о приближении несметных полчищ красных. Вскоре сам Стахвей оказался в белом войске. Как-то он поехал на лошади в лес, там его и захватили белые, хотели забрать лошадь, но так как старик лошади не отдал, то его мобилизовали вместе с лошадью. Служил он при штабе и возил на своей лошадке высокое начальство. Старик был тихий и исполнительный, и когда надо было послать пакет куда-нибудь, то Таккинен нередко отправлял его с этим стариком. Все три батальона «Полка лесных партизан» были готовы к нападению на Руоколахти. Правда, время выступления им решено было сообщить в самый последний момент, чтобы красные не успели узнать о нем. Второй и третий батальоны, уже подтянутые к Руоколахти, стояли верстах в десяти от него. Когда первый батальон, направился к селу, Таккинен послал Стахвея с приказом. Старика предупредили, что пакет срочный, велели ехать побыстрее, разрешив ему остановиться в дороге лишь на два часа, чтобы дать лошади передохнуть и покормить ее. Пакет надо было доставить засветло.

Старик послушно отправился в путь; так как он ехал один, никто его не торопил, то он решил поберечь лошадь и не гнать ее. Пусть бежит, как ей нравится. А что до точного времени, то тут старик особенно не беспокоился: откуда ему знать время, если часов ему не дали? На полпути Стахвей, как было велено, остановился на отдых на заброшенном хуторе, распряг коня и дал ему хорошую охапку сена, затем развел огонь в печи, приготовил себе чай и, поев, забрался на печь. В последнее время старику пришлось спать мало, и он задремал. Конечно, он догадывался, что это за пакет, но, засыпая, думал, что невелика беда, если эти остальные батальоны вступят в бой после первого, ведь и в баню ходят по очереди. Выспавшись, Стахвей покормил коня, попил чаю, подправил гужи и поехал дальше. Старик доставил пакет, кому нужно было, в чужие руки пакет не попал и вручен был в светлое время, — правда, было уже утро следующего дня. Когда пакет вскрыли, в штабе батальона поднялся такой переполох, что о старике забыли. Он тоже не стал дожидаться, когда о нем спохватятся, хлестнул коня и так рванул с места, что чуть было из саней не вывалился. Въехав в лес, он свернул с дороги и поехал одному ему известным путем к дому, где уже находились красные.

Так это было или не так, никто не знал. Но второй и третий батальоны белых к Руоколахти не подошли. Бой не состоялся.

…В бою под Келлосалми Васселей находился на высоте, где залегли белые, и Рийко прорывался к ним, ползя по глубокому снегу. Васселей действовал в бою как бывалый солдат, хладнокровно выбирая цель, стреляя по наступавшим красноармейцам. Это был уже не первый бой за эту осень. Он уже не думал о том, что на мушке может оказаться его брат. Не искал он уже и Мийтрея. Просто стрелял по противнику, заставляя ползущих красноармейцев зарываться в снег.

А Рийко полз, зарывшись глубоко в снег, и тоже стрелял. Чуть приподнявшись из сугроба, чтобы прицелиться, он бил по высоте. Белых он не видел и целился по вспышкам выстрелов.

Вряд ли Маланиэ и Онтиппа думали в тот момент, как близко их сыновья были друг от друга под Келлосалми. Эта встреча не была случайной. И Васселея и Рийко привели к этой встрече те дороги, которые они выбрали и по которым долгие годы шли. Они оба находились одном участке фронта, обоих их судьба бросала в самое пекло. И оба они делали в бою то, что должен был делать солдат.

Рядом с Рийко, тоже зарываясь как можно глубже в снег, полз Евсей. Он тоже стрелял. «Молодец Евсей! — успел подумать Рийко. — Не трус. Быстро он освоился в наших сугробах».

Михаил Петрович полз за ними. Он не хотел отставать от своих ребят, но годы давали о себе знать, и он уже выбивался из сил.

— Черт бы побрал эти пулеметы! — ругнулся Рийко. Пулеметы противника били с фланга, откуда цепь красных была как на ладони. Очереди ложились совсем рядом. Казалось, вокруг, взметая снег, падают крупные капли дождя. — И какого черта наши пушки молчат? — Рийко не знал, что артиллеристы тоже находятся в цепи наступающих: от мороза заклинило замки орудий.

Огонь с высоты начал ослабевать. Подойдя к сопке, красные поднялись в атаку, но когда они, утопая по пояс в снегу, добрались до гребня сопки, последние защитники ее уже мчались на лыжах к подножию и исчезли в лесу. Преследовать их без лыж было бессмысленно.

Стали подбирать убитых и раненых.

— Столько ребят положили за какую-то паршивую деревеньку! — Рийко был угнетен.

Вид у Михаила Петровича был измученный, подавленный. Слишком большие потери! Но все-таки взяли!..

— Видишь ли, Гриша, — медленно ответил Михаил Петрович, — это пока еще война. Когда она кончится, начнут писать воспоминания о ней. На бумаге будут воевать. Вспоминать о войне куда легче, чем воевать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЗАМЕТАЯ СЛЕДЫ