Мы карелы

— Что ты можешь к этому добавить? — спросил Самойлов, разравнивая широкой ладонью края кипы.

— Пожалуй, ничего, — ответил Липкин. — Я, кажется, написал, что я бы не доверял Королеву.

— Какие факты ты имеешь против него?

— Он предлагает нам быть более жестокими, взять кое-кого в ежовые рукавицы, мол, чтоб другим было неповадно.

— Ну, таких леваков и без него полно. — Самойлов махнул рукой.

— В кооперативе была ревизия. Вроде и там у него рыльце в пушку.

— Не все жулики являются политическими врагами Советской власти.

— Кроме того, человек он образованный и…

— Значит, ты считаешь, что всех образованных надо поставить к стенке?

— Ты брось шуточки! — рассердился Липкин. — Я бы Королеву не очень-то доверял. Вот и все. А на каком основании ты его так упорно выгораживаешь?

— Я выгораживаю? — В своих подозрениях ты исходишь лишь из личной антипатии, так?

— Слушай! — возмутился Липкин. — Мы с Королевым из-за бабы не ссорились, за бутылкой не спорили…

— Зря ты сердишься, — улыбнулся Самойлов. — Как ты думаешь, куда все ниточки отсюда ведут? — и он положил большую ладонь на докладную Липкина.

— В Финляндию.

— Значит, каждый укрывшийся в лесу, каждая бабка, поднимающая бузу на собрании, получают указания прямо из Хельсинки?

Самойлов так обезоруживающе улыбнулся, что Липкин уже не мог на него сердиться.

— Ну и лиса же ты! Это ты обязан знать, кто на месте руководит этим делом.

— Кое-что мы знаем. — Самойлов взял со стола какую-то папку и начал перелистывать ее.

Липкин тем временем рассказывал о том, что в деревнях сложилось такое положение, что люди боятся оказать какую-либо помощь органам Советской власти. Ну, а чтобы кто-то пришел да разоблачил организаторов беспорядков — уже о том не может быть и речи…

— Ты так полагаешь? — Самойлов опять загадочно усмехнулся. — А мне, наоборот, думается, что это не совсем так. Знаешь деревню Кевятсаари? Из Финляндии в Тунгуду приходили два связных. Они возвращались обратно, но мужики в Кевятсаари помешали им вернуться. И кое-кто еще. Вот почитай. Эти бумаги мужики забрали у связных.

Липкин пробежал глазами бумаги и буквально остолбенел. В ту самую ночь, когда он ушел от Королева и Королев проводил его до околицы, в деревне состоялось заседание тайного Военного комитета Тунгуды, а Королев был на этом заседании секретарем и вел протокол, который Липкин сейчас держал в руках. Выходит, контрреволюционное подполье ждало, когда он, представитель ревкома, закончит собрание, чтобы они могли провести свое заседание. И одним из руководителей подполья является, тот же Королев. Значит, в деревне знали об этом, но не посмели сказать Липкину. Даже тот незнакомец, пожелавший остаться неизвестным, который посоветовал ему быстрее уходить, тоже не решился на это. Но почему ему позволили уйти из деревни? Ах вот почему:

«От вооруженной борьбы, с большевиками пока еще следует воздерживаться ввиду малочисленности наших сил. Надо беречь людей и боеприпасы, пока не поступит помощь… Направить делегацию в Финляндию от имени Временного правительства для приобретения винтовок и пулеметов. Если большевики займут село, всем мужчинам от 18 до 60 лет уйти в лес… В данный момент вооружить следующих лиц…»

Председателем заседания был О. Борисов, секретарем Г. Королев.

Липкин прочитал список лиц, которым доверялось оружие. Много было знакомых имен. В основном это были люди из богатых семей. Значит, не всем, кто скрывается в лесу, они доверяют оружие. Странно, что Кириле доверили…

Еще один протокол.

«Тайное собрание волостного правления… В Кухмо созывается съезд представителей карельских волостей для обсуждения создавшегося положения и новых задач в борьбе с большевистским режимом… От Койвуниеми избран В. Л. Сидоров (Левонен), от Тунгуды О. Борисов…»

Этот документ был даже заверен печатью, правда еще царского времени. Одно время, за неимением новой печати, сельсовет Койвуниеми пользовался царской печатью. Только он ставил печать, перевернув двуглавого орла головами вниз. На этой бумажке орел опять был головами кверху, как и при царе. Бедный орел! И так и сяк его ворочают…

У Липкина мелькнула мысль:

— Слушай, а где письмо, которое я послал с милиционером?

Письмо нашлось, и Липкин стал внимательно изучать его. На конверте было всего четыре дырочки, проколотых им, и болтался обрывок белой нитки. Номер ниток был тот же. На самом письме он тоже ничего не заметил.