Мы, кто катит этот мир

– Вот и отлично! Не будем терять времени, и так без малого час потратили на бесплодные разговоры да всякие там глупости. Быстренько умывайся, приводи себя в порядок. Потом выберешь себе платье, как я уже сказала, не стесняйся, какое захочешь, такое оденешь. Ну, кроме, конечно, вот этого, – хозяйка обошла вокруг манекена, на котором красовался изысканный белый наряд. Дорогая ткань, мастерская вышивка серебром, россыпи крупных бриллиантов. Коснулась, одернула палец, будто обожглась. – Да, часам к четырем зайдешь, оденешь меня. Что скажешь, красивое? Целое состояние стоит. Тебе нравится?

Она кивнула и отвернулась. Отвернулась быстро, тем не менее, хозяйка успела разглядеть равнодушие в ее взгляде. Разглядела, но не придала особого значения, списав все на избыточное волнение подруги-служанки.

Ближе к назначенному часу двор заполонили люди. Все, кто составлял население поместья, свободная и подневольная его часть вышли на своеобразную площадь перед домом. С трудом протискиваясь в толпе, туда-сюда сновали слуги с какими-то свертками в руках, с любопытством оглядываясь по сторонам, на лестнице теснились гости, количество которых увеличилось в несколько раз. Вдоль ограды, сбиваясь кучками, стояли работники, которых в принудительном порядке согнали порадоваться за хозяйку и того счастливчика, которому та достанется.

Скоро хаотичное движение обрело направление. Гости дружными рядами двинулись в церквушку, рассчитывая занять удобные места. Рабочих нагнали еще больше, построили в две шеренги, которые образовали живой коридор, соединивший дом и крыльцо церкви. На пыльную брусчатку бросили ковровую дорожку.

Близился миг таинства. Первым по ковру прошествовал жених. Шел медленно и постоянно оглядывался. С каждым мгновением он все отчетливее ощущал, что делает что-то не то. В полушаге позади него держался одетый в зеленую расшитую золотом ливрею лакей. Яркий наряд слуги столь выгодно контрастировал с унылым фраком, что в толпе послышалось хихиканье, дополненное шутливыми замечаниями.

Несколько минут спустя тем же маршрутом прошла невеста. Почетная роль посаженного отца досталась управляющему. По всему видно, тот о таком почете, мягко говоря, не мечтал, слишком уж бледным выглядело упитанное лицо, слишком уж круглыми были перепуганные глаза.

Ближе к конечной цели предпраздничного променада толстяк непроизвольно вырвался вперед, наверняка мечтая лишь о том, чтобы все это быстрее закончилось. Хозяйка резко одернула того за рукав. Заставила наклониться, что-то прошипела на ухо. Управляющий задрожал сильнее, сбавил шаг, кажется, перестал дышать.

Таинственная полутьма церквушки, освещенной лишь дневным светом, проходящим сквозь цветные стекла мастерски выполненных витражей. Звенящая тишина, ни шума, ни шелеста. Вот на пороге показалась та, по чьей милости все собрались в просторном зале. Приветствуя виновницу торжества, гости дружно поднялись и повернулись в сторону входа. Замерли. Послышался нарастающий гул, обычное явление – обмен мнениями по поводу счастливицы и ее наряда. Волна шепота достигла пика, готовясь взорваться фонтаном восхищения, и тут-таки растворилась в торжественной тишине культового сооружения. Все затихли в ожидании сигнала – в ожидании боя часов.

Он непроизвольно задержал взгляд на белоснежном платье невесты, залюбовался мастерской работой, пленился таинственностью фаты, скрывающей лицо. Сомнения в правильности того, что происходит, планомерно отступили. Это все оно, то самое, непонятное и непостижимое чувство, крепнущая с каждым мгновением уверенность в том, что она здесь, что вот она, что между ним и ней лишь тонкая ткань фаты да играющая отблесками золотая маска.

Позади невесты и посаженного отца что-то блеснуло. Короткая вспышка, яркая, слепящая. Это от полированной поверхности отразился луч вездесущего солнца. Шустрый отблеск быстро оббежал помещение, радуясь производимому эффекту, разбился на огромное количество отблесков, наткнувшись на хрустальные капли, украшавшие люстру. Лишь долю мгновения те метались по залу, но вот снова собрались в мощный луч, который влетел в глаз жениху и погас, заставив того зажмуриться.

Мгновение слепоты и кровавые блики исчезли, но перемены продолжались. Ярче солнечного блеска в глазницах черно-белой маски вспыхнул огонек. Знакомый огонек, в нем бесшабашная радость и веселье, в нем счастье, что не ведает границ.

Он замер, не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Он смотрел на нее. Маска, глаза скрытые под ней смотрели на него. Их яркость возрастала, они слепили, приковывали взгляд, не позволяя ни мигнуть, ни отвернуться. Напряжение становилось все ощутимее, более того, казалось, в полутьме промелькнула молния. Сильная, мощная, сжигающая все на своем пути.

Молнии без грома не бывает. И вот он гром, страшный оглушающий. Упала кафедра. Разом истошно завопили гости, находящиеся в часовне. Им вторили другие голоса, веселые, почти счастливые они доносились со двора оттуда, где столпились простые зрители.