МЫ МЕРТВЫЕ

— Прошлой ночью? О. Я не знал, — ответил Эшлинг. — Я только что вошел.

— Я хочу, чтобы виновные были арестованы сегодня, — сказала женщина.

Яс теребила в руке кремень.

— Но как? Мы даже не знаем, кто они такие, — сказал Эшлинг. — У нас есть несколько имен, но...

Раздался треск, когда рука шлепнула по коже.

— Если ты не можешь этого сделать, я найду кого-нибудь, кто сможет, — сказала женщина. — Возможно, ты не можешь найти ханранов, потому что им сочувствуешь? Возможно, ты один из них?

— Нет. Нет. Нет, — промямлил Эшлинг. — Не думайте так. Я все сделаю.

Женщина вышла.

Яс услышала, как Эшлинг сел:

— Дерьмо. Дерьмо. Что я могу сделать? Что я могу сделать?

Яс сосредоточилась на кремне в своей руке и ударяла им по кресалу снова и снова, молясь, чтобы вспыхнула искра. Когда трут, наконец, вспыхнул, ее охватило облегчение. Она подпитывала его, дуя на каждый маленький огонек, который оживал.

Губернатор подошел и встал перед ней. Она могла видеть его ноги, но не осмелилась поднять взгляд.

— Глупая девчонка. — Из его голоса исчезла вся слабость. Вся доброта.

Яс не видела удара, который бросил ее на пол.

7

Дарус

Айсаир

Дарус Монсута провел пальцами по ножам, разложенным на столе. Он собирал их на протяжении многих лет, и каждый нож был по-своему прекрасным. Особенным. Они блестели в свете факелов, соперничая за его внимание, искрясь обещанием, перешептываясь от восторга.

Он взял зловеще-выглядевший стилет, который снял с глупого карманника в Турсонии, в Северном Эгриле. Тогда ему было двенадцать. Нож был удивительно острым. Он на входе и выходе еле оставлял след, дюжину раз проткнув вора, пока не проявилось первое кровавое пятно. Дарус вздрогнул при этом воспоминании. Восхитительное.

Шесть месяцев, прошедших с момента вторжения, было лучшим временем в жизни Даруса. Бесконечный запас мятежников и сочувствующих, на которых он мог испробовать свои ножи. Сейчас у него было двое гостей. Один — воин-шулка, связанный, на кресле посреди комнаты. Крупный, грубый мужчина с распухшим глазом, окровавленным кляпом во рту и животом, полным праведной ярости. Он был схвачен во время рейда на Эстер-стрит, и теперь Дарус раздел его по пояс — шулка готов и ждет, когда его допросят. Кто-то уже поработал над этим человеком. Не имеет значения, ему осталось достаточно, чтобы насладиться. Он намеревался срезать с этого человека честь и достоинство по одной полоске за раз.

К сожалению, другой его гость не был заключенным.

Плохо, но его сестра развалилась в другом, гораздо более удобном кресле. Он предпочел бы быть одному — и, конечно, не приглашал ее присоединиться к нему, — но это никогда не останавливало Скару.

— Просто начинай уже резать, — протянула Скара. К большому отвращению Даруса, она была очень похожа на него: высокая и худощавая, с острым лицом и льдисто-голубыми глазами. Те же серебристые волосы, несмотря на их молодость — она носила свои длинными и связанными сзади, в то время как его были коротко подстрижены.

Скара, как и он, была одета в простую черную униформу Избранных, их ранг отмечали только серебряные черепа, приколотые к высокому воротнику под ее маской. Дарус был без маски и надеялся, что Кейдж простит ему эту вольность, но он хотел, чтобы шулка знал, кто его убил. Он хотел, чтобы его лицо вечно преследовало этого человека, когда тот станет рабом Кейджа в Великой Тьме.

— Давай, младший брат. Не стесняйся.

Младший брат? Во имя бесконечной ярости Кейджа, это выводило его из себя — и Скара это знала. Она ему завидовала. Она была старшей, но именно его Рааку выбрал первым. Именно он был в авангарде, который первым вошел в Джию. Именно он отправил более трехсот душ служить Кейджу. Он, Дарус Монсута, заслужил славу своей фамилии. Он заслужил куда бо́льшего уважения, чем презрительное младший брат.

— Почему ты снова здесь?

— Просто составляю тебе компанию. Мне бы не хотелось, чтобы тебе было одиноко.

Скара наслаждалась, разрушая эти моменты. Он ненавидел то, что она всегда была рядом, высасывая его достижения. Иногда ему даже казалось, что она стала Избранной вслед за ним только для того, чтобы его позлить. Конечно, она была более чем достойным убийцей, но у нее и ее топора не было ни стиля, ни изящества — не то что у него с его ножами. Ее методы работали, только и всего, в то время как он был мастером своего дела.

Сохраняй спокойствие, сказал он себе, вертя стилет в пальцах. Он подошел к сестре.

— Кое с чем не следует торопиться. — Шулка следил за каждым его шагом, и кожу Даруса покалывало, когда дыхание солдата становилось все более прерывистым за кляпом. Восхитительно. Дарус наклонился и поцеловал сестру в лоб. — Некоторые вещи становятся еще более изысканными от ожидания.

Скара рассмеялась:

— Ты говоришь себе это каждую ночь, когда ложишься спать один?

Щелчок его пальцев, и нож оказался в дюйме от ее глаза:

— Никогда не следует смеяться над человеком с ножом.

— Если только не имеешь своего, побольше, младший брат. — Тук, тук, тук. Ее охотничий нож упирался ему в бедро.