Мы, Мигель Мартинес. Гражданская война (СИ)

Радио заработала в два часа по полудни. Взволнованный голос диктора сообщил, что согласно приказа верховного главнокомандующего и для предотвращения беспорядков армия Польши берет город под свой контроль. Гражданам вольного города Данцига предлагалось оставаться на своих местах и выполнять указания новых властей. Дальше заиграла бравурная музыка — гимн новых хозяев города. Барон добрался до своего бара и налил в рюмку французского коньяка — остатки былой роскоши. Пил он мало, но сейчас понимал, что ему просто необходимо чем-то залить этот ужас. Проклятые пшеки снова его достали, на этот раз тут, в Данциге. Проклятье! И что ему теперь делать? Конечно же, завтра на работу не надо будет идти. Значит сегодня есть возможность хорошо так выпить. Этим он и занялся. Закусывать не стал. Коньяк закончился на удивление быстро, зато нашлась еще бутылка дешевого шнапса. А на утро понедельника сушило во рту и хотелось очень сильно пить. И голова раскалывалась. Почти ледяной душ снял головную боль. Макс выглянул на улицу. На противоположной стороне улицы натягивали большие полотна с цветами польского знамени. Макс немного подумал, прикинул, для чего могли этим украшательством заниматься, в это время в его квартиру стали стучаться. Не обращая внимания на стук, он тяжелым шагом прошёл на кухню и достал из неприкосновенного запаса хорошую кубинскую сигару. Единственную. Всё, что у него осталось от былой роскоши. Дверь не выламывали. Стук быстро прекратился. Он услышал, как стали ломиться к соседям. Впрочем, это мало его волновало. Ушли? Да, точно, он на всякий случай подошел к двери. Соседи тоже не открывали. И правильно сделали. Шаги удалились. Хорошо. Макс вернулся в комнату и вытащил свой охотничий девайс. Погладил аккуратное ложе, собрал штуцер, достал оптический прицел, установил его. Посмотрел свои запасы — у него было всего пять патронов. Впрочем, вполне достаточно. Аккуратно из-за занавески осмотрел улицу, там носились паны, осматривали дома, на тротуарах появилось оцепление — солдаты, конечно же, никакой местной полиции. Посмотрел на часы. Полдень. Примерно через пятнадцать минут движение на улице прекратилось. А еще через две-три минуты, показавшиеся ему вечностью, от вокзала показалась колонна польской конницы, идущая торжественным маршем. Впереди на белом коне ехал человек в маршальском мундире, его сопровождала свита, за ней знаменосцы с польскими флагами, а затем по четыре в ряд двигались всадники с обнаженными саблями. Угол был не самым удачным. Пришлось подождать, пока колонна проедет под его окнами, когда же проехали первые ряды, барон аккуратно приоткрыл окно, чуть отошёл вглубь комнаты и тщательно прицелился. Первый же выстрел разнёс едущему первым всаднику череп. Привычно быстро вставил новый патрон, поймал в прицел еще одну фигуру в генеральском мундире, выстрелил, фигуру снесло с лошади, на улице поднялась паника. Он быстро перешел к окну на кухне, открыл его и сделал подряд еще три выстрела, совершенно спокойно, как делал это на фронте, вылавливая в прицел фигурки ненавистных лимонников.

Дожидаться, когда в его дверь вломятся пшеки фон Рейтерн не стал. Наградной револьвер. Пуля в висок. Он уходил из жизни совершенно спокойным.

Маршал Пилсудский, который так хотел проехать по Данцигу как победитель на белом коне лежал на грязной мостовой, так и не осознав той глупости, которую он совершил. Стремление захапать больше, чем имел по праву всегда была отличительной чертой истинного польского пана. Рядом с ним валялся генерал Рыдз-Смиглы. Этому повезло больше — пуля пробила лёгкое. Его прооперируют, спасут. Но сделанного не воротить — польские паны сами того не желая, открыли ящик Пандоры. А за все удовольствия, как гласит народная мудрость, надо обязательно платить.

Эпилог

Эпилог

Барселона

12 декабря 1933 года

— Скажи мне, почему ты тогда сказала, что…

— Потому что…

— Исчерпывающий ответ.

— Ты или слишком глупый, или смеешься надо мной.

Я встретил свою прекрасную каталонку на третий день по приезду в Испанию. Тогда и выяснилось, что моя Паола — это Лина Одена, комсомолка из Каталонии. Впрочем, я еще в Париже подозревал, что наша встреча была неслучайной. Я приглаживаю ее черные непокорные жесткие волосы, прижимаю к себе и спрашиваю:

— Ты поедешь со мной?

— Что ты хочешь мне сказать?

— Я не хочу тебя отпускать от себя, Лина.

— Это что, признание?

— А если это предложение?

— А разве ты не женат?

— Я свободен, будто птица в небесах.

Конечно, это была цитата, ну вырвалось. Иногда из меня прёт моё время, ну куда мне деться?

— Мои товарищи? Моя работа?

— Лина, у меня тоже серьезное дело. Очень серьезное. Я думаю, смогу попросить, чтобы по линии Коминтерна тебя командировали в моё распоряжение.

— В твоё полное распоряжение? Я правильно понимаю?