Нивен некоторое время смотрел на это. Потом определил, ткнув пальцем:
— Гномий душ, — и гном снова покосился на него с опаской. Отошел к стене подальше, кивнул на льющуюся воду.
— Чистая, дождевая. Труба внутри покрыта серебром. Можно пить. И промыть раны. Перед тем, как перевязать.
Нивен подошел к струе, сунул палец в трубу и поковырял ее изнутри.
— Что ты делаешь? — спросил гном.
— Почему серебро? — спросил в ответ Нивен.
— Ты задаешь много вопросов, — сказал гном. Развернулся и направился к дыре в стене, из которой они только что выползли.
Нивен выхватил меч и, не глядя, взмахнул преграждая путь. Да, он задавал вопросы. Он слишком долго молчал, принимая все как есть. А потом начал задавать вопросы. Но это совершенно не означало, что он стал слабее. Что мимо него можно пройти, оставив за спиной. Нет, выйдет он отсюда только вместе с гномом. Или не выйдут оба.
— К стене, — ровно скомандовал Нивен. И гном послушно двинулся обратно к стене, у которой стоял. И даже как будто стал меньше бояться. Глаза у него точно стали меньше. Привычный Нивен был ему спокойнее.
Нивен, продолжая удерживать меч одной рукой, второй принялся расшнуровывать плащ.
— Отложи оружие, — посоветовал гном, — так ты до ночи будешь зализывать раны.
Нивен покосился на него, промолчал. Меч не выпустил.
— Это убежище, — сказал гном, — эта комната. Сюда мы приходим в крайних случаях. Редко, но кто знает… Тебе нужно торопиться, потому что если сюда придет кто-нибудь еще…
— …я его убью, — закончил Нивен. Осторожно стащил с плеча плащ, перетащил через голову рубаху — чтоб освободить одну руку. Подставил плечо под тугую струю. Вода была ледяной, сначала будто обожгла, но потом боль отступила.
Гном скрестил руки на груди — получилось это у него не слишком хорошо, руки были коротковаты — и нетерпеливо вздохнул. Переступил с ноги на ногу.
— Торопишься, — сказал ему Нивен. — Боишься. Что Бордреру сообщат о твоем отсутствии? Среди мертвых и среди живых?
— Я…
— Никто не должен заметить предательства, — кивнул Нивен. — Если не справлюсь.
— Хочу занять нейтральную позицию, — пожал плечами гном.
Нивен коротко кивнул. И полез за полоской ткани во внутренний карман плаща. Отложил меч, но предупредил:
— Шевельнешься — убью, — и принялся осторожно обматывать порез на руке. Захватил ткань зубами, затянул.
— Ты изменился, — неожиданно сообщил ему гном. Нивен выплюнул ткань и поднял на него взгляд. А тот неуверенно продолжил. — Стал… живее.
“Изменился! — мысленно передразнил его Нивен. — Знаток душ! Чертова говорящая табуретка! Я даже не знаю твоего имени! Зато ты знаешь, что я изменился!”
— Как тебя зовут? — спросил вслух у гнома. Тот изумленно вскинул кустистые брови, потом нахмурил их же. Потом ответил:
— Крит...
— Крит, — сказал Нивен. — Скажи. Нужно держать в руке меч, чтоб ты молчал?
— Понял, — ответил тот, — молчу.
И даже руки поднял, демонстрируя, как хорошо он все понял.
Нивен набрал в ладонь воды и осторожно умылся. На щеке действительно был порез. И глубокий — вода щипалась. А потом поток вдруг оборвался. Нивен заглянул в дыру и тут же отпрянул. По глазам полоснуло слепящим светом.
— Дождь закончился, — со вздохом сказал гном.
— Правда? Неужели? - прищурился Нивен. И снова гном глянул на него с опаской. А Нивен полез за еще одним куском ткани. Дожди в Нат-Каде бесконечны. Ирхан светит, да так ярко, раз в год в лучшем случае.
Почему ему приспичило полезть на небо сейчас?
“Вот гадость”, — подумал Нивен.
И принялся перевязывать вторую рану, промыть которую придется как-нибудь потом. Если повезет.
— Странно, — пробормотал гном, глядя на трубу. В помещении даже светлее стало. — Ты никак какие-нибудь Силы разозлил...
— Или ты, — хмыкнул Нивен, выплевывая очередной кусок ткани после того, как затянул узел. Дождь ходил за ним всегда. И никогда так не вспыхивало светило. Так, что глаза до сих пор болели. Так, что перед ним, полуослепленным, будто бы плыли разноцветные пятна. — Мне придется ждать вечера. Тебе — со мной. Ты рад?
— Оч-чень, — пробормотал гном.
Небо над Нат-Кадом впервые за долгое время стало чистым.
Ирхан спустил на промокшую землю свои лучи.
***
"Изменился..." — презрительно процедил бы Лаэф, если бы мог говорить.
Но пока он не мог ничего.
Измениться способно существо, которое что-то из себя представляет. А эта пакость и живой-то толком не была. Эта пакость была вместилищем, которое в последнее время принялось взбрыкивать и не слушать своего хозяина.
Оно родилось мертвым, оно было пустым. И только потому Лаэф смог так прочно обосноваться в нем. А теперь оно возомнило себя личностью. Считает, что может принимать какие-то решения. Куда-то идти. За что-то мстить. И каждым своим решением ставит под угрозу абсолютно все.
Лаэф должен вернуться. Обязан вернуться.
И сделать это необходимо раньше, быстрее, чем очухается гадина-Сорэн.
Глава 38. Ведьма
Сидеть в комнатушке было невмоготу. Даарские подвалы вспоминались все чаще, было холодно, а внутри шевелилось что-то нехорошее. Шевелилось неспешно, лениво, сонно и глубоко, но оно было там. И от него пора было избавляться.