“Я знаю путь, дорогой брат, — думал Затхэ, — я иду к людям. Я принял людей и принял человеческий облик. Теперь я — такой, как они”.
Но к людям его не собирались отпускать. Грянула лавина — и с лавиной с гор спустился Заррэт. Глаза его гневно сверкали, огромный кулак легко удерживал меч, тот самый меч, что когда-то выковали вместе.
— Дядя Заррэт, — приветственно кивнул Затхэ, — принес мне мой меч?
— Этот меч остановит тебя, — пообещал Заррэт, и вскинул оружие.
Затхэ ушел от удара, рассмеялся, кувыркнулся через голову — обернулся зверем. Заррэт умел биться с людьми, не со зверями, и от его второго удара Затхэ ушел еще легче, проще. Прыгнул в сторону, не разворачиваясь, припал на передние лапы и с силой ударил задними Заррэта в грудь. Тот отлетел в сторону, уцепился было за край скалы, но сорвался. Рухнул в пропасть и меч унес с собой.
Затхэ проследил за полетом, рыкнул себе под нос и пошел быстрее. Побежал. Если Заррэт пришел, придут и другие. Могут, конечно, переругаться по дороге, но иногда — когда не надо — они умели действовать слажено.
“Не время обращаться в человека, — решил Затхэ, — не сейчас”.
А через мгновение наперерез ему выскочили звери: Тэхэ верхом на диком волке вела за собой стаю саблезубых медведей. Затхэ остановился, стеной вокруг него взметнулась снежная буря — снег защищал, как мог. Не то что трусливый Ирхан — чуть что, прятался в тучи.
Но Затхэ не нужна была помощь. Ему не нужна была ничья помощь.
Он рванул навстречу стае, увернулся от прыжка волка, заметил блеснувший в руке Тэхэ нож, врезался в медведей и рванул зубами, ударил лапой. Его тоже зацепили, но он не почувствовал боли, просто отметил царапину на боку. И снова рвал, и снова бил, и уворачивался бы от ударов, но медведи были так неповоротливы, что ударить толком успели лишь пару раз.
Он знал их — он знал всех зверей, спасибо Тэхэ. И в шутку боролся со многими. И когда пришла пора бороться всерьез, раскидал легко, как котят.
Развернулся к Тэхэ. Весело удивился:
— Это все твои силы, рогатая? Ну же, покажи, на что способна!
— Я не хочу тебя убивать, — предупредила она, сжимая в руке нож, — вернись на гору сейчас же. Пока все целы.
Затхэ фыркнул. Он знал: дороги назад нет. Боги злопамятны, а он успел разозлить каждого из них.
И был, если честно, рад этому.
— Нападай, — сказал он. Тэхэ прыгнула. Он шагнул в сторону, и клинок мазнул мимо горла. Ударил лапой, опрокидывая. Вцепился зубами в руку — и почувствовал вкус крови. Золотой крови богов.
Сколько говорили о них. Мол, бессмертные, непобедимые. Но прокусываются, как обычные люди. И кожа тонкая. И кровь соленая.
Кинжал выпал из поврежденной руки, и Затхэ, схватив его зубами, отшвырнул подальше. И тогда на него прыгнул раненый волк. Затхэ успел отшатнуться, полоснуть лапой по брюху - и волк свалился на Тэхэ уже безжизненным телом. Красная кровь смешалась с золотой на снегу.
А Затхэ пошел дальше.
Глава 41. Идёт тьма
Вспышкой света у растерзанных звериных тел остановилась Сорэн. Через мгновение в белый снег у ее ног рухнула черная тень, разбилась, рассыпалась по снегу — и на ноги поднялся Лаэф.
— Постой, сестра, — мягко сказал он. — Как ты собираешься справиться с Затхэ? Ты настигнешь его — и что дальше?
— Не твое дело, — ответила Сорэн, но прочь не пошла — наоборот, развернулась к нему, глядя в темное лицо через силу. Повязку на глазах хотелось сорвать — казалось, он врет ей. Врет всем, нося эту повязку. А они, его глаза, сверкающие и чистые, там, под ней.
— Он ушел к людям, — напомнил Лаэф. — Решил, что люди лучше нас. Зачем же нам марать руки? Не станем уподобляться младшим, сестра, — и пнул тело волка, сбрасывая его с Тэхэ. — Покажем Затхэ, кто такие люди. И кто такой он сам.
— Планы Тьмы... — процедила Тэхэ, поднимаясь и удерживая перекушенную руку, — ты согласишься с ним, Сорэн? Пойдешь за ним?
— Мы все, — ровно проговорила Сорэн, — должны вынести урок из случившегося. Урок таков: нужно учиться действовать сообща. Говори, Лаэф.
Конечно, она соврала. Ни с кем она не планировала действовать сообща в дальнейшем, но сейчас ей очень хотелось как можно больнее ударить Затхэ — еще одного предавшего ее ребенка. А показать ему истинную суть людей — это сильнй удар. К тому же Лаэф, возможно, поверит в ее ложь. И подставит рано или поздно спину.
Да, она уже привыкла лгать.
***
И нет.
Лаэф не поверил.
***
Затхэ вышел к селению, толкнул створку ворот те запирались лишь на ночь. Навстречу ему двинулись люди.
— Замерзнешь, — сказали ему. — Где одежду потерял? Пьян что ли?
А он улыбался им, будто и впрямь пьяный. Ему в руки сунули плащ. Подали сапоги, старые и разношенные, но сапоги. Хорошие, добрые люди.
А потом он услышал змеиное шипение в голове:
— Глупый маленький звереныш-ш, — прошептал Лаэф, — ты так ничего и не понял. Я могу менять не только свои облики, Затхэ. Твоя многоликость — моя. И я ее забираю.
— Нет! — выдохнул он, но Лаэф уже дотянулся невидимыми темными щупальцами. Сжал — и дышать стало невозможно.