Мы, монстры. Книга 3: Зверь

       Он чуть было не начал блаженно улыбаться. Он, конечно, безумен. Но не настолько, чтоб улыбаться такой малости. Он просто возвращает себе свое. Чему тут радоваться? К тому же — он услышал наконец, понял, где этот лишний сон. Поймал его. И легко скользнул вниз со скалы. Лететь было долго, и Ух’эр не выдержал: улыбнулся таки и начал разворот, а ветер подхватил, закружил в песке и пыли, в объятиях, в танце.

       А что?

       Лаэфу же можно кататься на тенях, так почему Ух’эру нельзя схватиться за ветер и пыль? Тем более, это его царство, его ветер. И тени тоже его — Лаэф их в долг берет. А что Лаэф никогда не кружится, не танцует — так он же скучный!

       Ноги коснулись земли, и Ух’эр отмахнулся, прогоняя прочь тучи пыли. Улыбнулся им, помчавшимся по пустынной равнине, вслед.

       Но снова заставил улыбку погаснуть и демонстративно нахмурился. Он идет наказывать наглеца, влезшего без спросу в его земли, и пусть говорят, что его улыбка больше похожа на оскал, что именно ею и можно запугать кого хочешь, сейчас лучше не улыбаться.

       Сейчас опасно улыбаться: он слишком рад своей возрастающей силе, своему вновь обретенному миру… А вдруг радость улетит вместе с улыбкой? Мир никуда не денется — вернется в его руки. А радость — улетит. Придется как-то новую добывать, а у него сейчас никаких радостей — у него тут сплошные родственники, от которых пока не избавиться никак.

       Ух’эр все-таки не сдержался и фыркнул себе под нос.

       Но дела с родственниками и впрямь обстояли хуже некуда.

       Ушастый гаденыш уже из небытия выполз самостоятельно. Уже и жену себе, кажется, присмотрел. Да и не только… гм… присмотрел. Он ее, можно сказать, опробовал. А потом к ней же из небытия и выполз. Чем его запугивать теперь — совершенно неясно.

       Мир мертвых уже подчиняется Ух’эру, мир мертвых возвращается в его руки, в его дыхание, в его сердце. Но что теперь делать с незваными гостями? Гостей-то не выдворишь! Эльфенок закрылся так, что ему и во сне теперь толком не явишься. А сейчас, будто ему тут мало братьев и сестер, еще и новые сновидцы откуда-то взялись. Пока один. Но за ним придут следующие. Потянут силу. А сколько той силы — он пока не понял.

       Да и что случится, если на сновидцев натолкнутся братья-сестры? Захотят поиграть, гады. Захотят под себя людей — уже его людей — подмять. И кто знает, может, и подомнут. И станут тоже понемногу оживать. Если он и с Мертвыми в царстве мертвых не особо справляется, как он с ними живыми совладает?

       Ух’эр снова фыркнул себе под нос, теперь — сердито. Просачивается его царство. Как не замазывай смолой да дегтем дыры — просачивается.

       Пока здесь кто-то один. Сильный, гад. Пробрался. Но если дырки будут становиться больше, новые прибудут.

       Что делать с ними — он пока не решил. Честно говорят, что делать с гадом, тоже. Пока план был примерным. Скрутить, разорвать, засунуть по кусочкам глубже, в самое небытие. И скалой сверху привалить. А еще лучше — сначала скалой, чтоб его расплющило. Ну, для веселья.

       Ух’эр ухмыльнулся себе под нос.

       Он уже видел, где тот прячется: невысокий холм впереди, окутанный тяжелой завесой тумана. Он шагал туда быстро, твердо, уверенно. И уже готовясь нырнуть под завесу, вдруг понял: ухмылка никуда не девается, как он ни старается хмуриться.

       “Ладно, — решил Ух’эр. — Пойду так. Пускай рассмотрит зубы. Может, это его напугает. Может, я его даже укушу… А потом — скалой”.

       Улыбнулся еще шире — так, чтоб уголки рта доползли до самых ушей, чтобы было видно, во сколько рядов на самом деле растут черные зубы во рту.

       И — шагнул за завесу.

***

       Рэй стоял на смотровой площадке, редкие снежинки водили вокруг него нестройный хоровод, а Ирхан непривычно щедро заливал все вокруг ослепительным светом, безжалостно сжигая утреннюю полупрозрачную дымку. И снежинки казались маленькими мерцающими звездами. Дэшон шагнул было к Рэю, но остановился. Может, не мешать? Может, пускай подумает?

       Даарен обычно ругался, если ему мешали…

       А Рэй сейчас — был его копией. И Дэшону на мгновение показалось, что это Даарен стоит перед ним. Что не было всех тех десятков лет в Дааре, что ему просто приснился длинный сон. А теперь он проснулся, вышел сюда, и вот он, его добрый друг, юный король Даара. Стоит, как обычно, весь в лучах Ирхана…

       Может, дело было как раз в этих лучах. Рэя Ирхан никогда так не любил. Дэшон раньше не обращал на это внимания, а сейчас вдруг понял: что Даарен, что Йен — всегда оказывались в лучах, а вот Рэй — был скрыт во мраке. Он вообще постоянно скрыт во мраке, а особенно — в последние дни. Он занят, очень занят. А поговорить — времени нет. И постоянно отводит тяжелый взгляд. И никак не поймешь, о чем думает. А сам — не озвучит.

       И тут вдруг — эта залитая светом площадка.

       В общем, сейчас Рэй был похож на отца как никогда. Только еще одно “но”: Даарен смотрел бы на север, в сторону гор, высматривая в снегу, вслушиваясь в ветра, пытаясь понять, как и когда нападет противник. Рэй же — уставился на юг.

       Хоть Дэшон молчал, хоть не двигался, Рэй зачуял его все-таки. Мрачно, нетерпеливо спросил:

       — Что?