Если не успокоится — точно недолго. Очень с ним тяжело сейчас — его швыряет из стороны в сторону, он то злится, то боится, то все сразу, но не подойти, не подступиться никак, не привести в чувство. Как загнанный в угол зверь: протянешь руку — откусит.
И четких планов же — никаких. Нарисовать схему боя, продумать ходы, просчитать хоть что-нибудь — этим нужно заниматься, а не до полусмерти загонять молодежь, избивая деревянный муляж условного великана.
Схемами Дэшон и собрался заняться. Перенаправить всю ненормальную энергию Рэя в нужное русло. Он это, в конце концов, умел. На Рене натренировался. Перенаправить энергию, заставить наконец поверить, что выиграть сражение можно. И нужно. Объяснить хоть этому, хоть одному даарцу объяснить, что такое стратегическое преимущество, почему дворец так просто не взять, и как это — грамотно обороняться. Не то, чтобы Дэшон сам был великим стратегом, но кое-какие идеи имелись.
Почему он не дошел до комнаты, Дэшон толком объяснить себе не смог бы. То ли услышал что-то, то ли почувствовал с той стороны, с которой не должен был. А может, недавняя беседа с Рэем на него так подействовала, а может, все еще тянущий к дворцу свои лучи Ирхан. В общем, Дэшон сам не понял, почему свернул к брошенной когда-то и запечатанной теперь навеки комнате младшего принца.
На самом деле ее никто не запечатывал. Просто дверь закрыли — и больше никогда туда не входили.
Какое-то время после того, как все началось, Дэшону казалось, что Даарен вот-вот вспомнит о ней и прикажет… Ну, сжечь там все, например. Или досками заколотит со всех сторон. Но Даарен так ничего о ней и не сказал, ни разу. А сам Дэшон решил не напоминать.
Он протянул свободную руку к двери и теперь уже очень четко услышал шуршащий звук изнутри.
Глупости, конечно. Показалось.
“Или мыши, — подумал он, — даарские… большие даарские…”
Решительно толкнул дверь и не додумал.
Йен круто развернулся к нему, сжимая в руках кучу тряпья. Из кучи свисал тяжелый сапог.
“Дежа вю”, — мелькнуло в голове четкое воспоминание о том, как это называется. Всё уже было. И он на пороге комнаты, и ошарашенный взгляд желтых глаз в полумраке. Только в этот раз Йен одеться не успел, а просто одежду в охапку схватил. И сапог.
Правда, на этот раз Йен мгновенно пришел в себя. Глаза насмешливо блеснули.
— Ага, — шепнул он, ухмыльнувшись. — Молчи.
И подмигнул.
Шагнул спиной к открытому окну, все так же прижимая одежду к себе.
— Ты что здесь… — Дэшон осекся. Глупый вопрос, что он здесь делает — видно же, человек за вещами пришел. Ну, не человек. И не факт, что пришел. Через окно влез, что ли? Если в Нат-Кадовскую башню влез, то почему бы и тут не влезть… Но как его не заметили? Они там, все, с оружием и на вивернах! Как опять не заметили?
— Ну попросил же! — с деланным возмущение прошипел Йен. На самом деле он не был возмущен — ему очень явно было весело.
Дэшон открыл было рот, чтобы спросить еще что-то, сказать еще что-то, но Йен, плотнее обхватив одной рукой кучу тряпья, освободил вторую, поднял указательный палец и перебил:
— Тшшш!
— Но…
— Тш! — снова ткнул в сторону Дэшона пальцем. Желтые глаза вспыхнули, будто сейчас рассмеется. Будто придумал невероятно смешную шутку, но пока никак нельзя ее озвучить, и смеяться заранее тоже нельзя.
— Йен… — начал Дэшон.
Он так и не рассмеялся. Но улыбнулся, широко, хищно. Подмигнул еще раз, швырнул тряпье в окно и прыгнул следом.
Дэшон метнулся за ним.
Огромная алая птица — кроваво-алая в закатных лучах — раскинув крылья, взмыла вверх, сжимая в лапах сверток одежды. Пронеслась мимо, помчалась прочь, в сторону гор.
Дэшон тихо выдохнул и схватился за сердце. Нет, там ничего не заболело — хотя, наверное, должно было, — но показалось вдруг, что сердце остановилось. Просто стало — и дальше ни в какую. А когда оно опять заколотилось, Дэшон выдохнул, медленно привалился к стене и осел на пол. Окинул бездумным взглядом разбросанные по полу свертки.
Первой внятной мыслью, пришедшей в голову было: “Он же знает, что делает?”
Знает же?
Ведь Йен всегда был умным ребенком. Очень вредным, очень своевольным, полностью погруженным в себя, но не дураком. Он был кем угодно, только не дураком.
И вот вопрос. Что в таком случае он делает здесь? Сейчас? И почему втихаря?
Дэшону редко хотелось кого-нибудь ударить, но сейчас захотелось невероятно. И только потом, когда уже подумал о том, что съездить бы Шаайенну по лицу в целях профилактики, что нельзя так пугать последнего разумного человека в Дааре на пороге войны, а то и этот помирать начнет, спустя еще с десяток бессмысленных и бесполезных фраз, пронесшихся в голове, Дэшон понял: так вот, как он вошел. Он через окно влетел. Он же птицей перекинулся!
Он может это.
Что еще он может?
И опять: он же знает, что делает?
***
Каждый шаг давался с трудом. Нивен решил бы, что дело в усталости, но так было сразу, как только покинул Запретный лес, как только взошел на холм. И как только повернулся к лесу спиной. Вспоминался чертов остров. Почти так же, как там — почти не было воздуха. Почти не было сил.