Но он упрямо шел вперед — ему не привыкать заставлять себя. И повторять себе жесткое: “Соберись!” — почти своим голосом.
И не останавливаться, ни за что не останавливаться — иначе захочется повернуть назад.
Он знал: назад идти будет легче. Он пойдет быстро, даже, может быть, побежит.
Его встретят огоньки, но ему будет плевать на них, он найдет Аэйлар, обнимет, будет просить прощения — и она простит. Может, ударит, пускай, это он заслужил. Но потом — обязательно простит. И если нужен будет венок, чтоб остаться там, чтоб остаться с ней — возьмет венок, черт с ним…
Но — кого она простит? И — за что?
Нет, останавливаться было нельзя. Потому он делал очередной шаг через силу. И еще. И еще.
И чем дальше отходил, тем больше все произошедшее походило на сон. Так было легче. В сон не вернешься, если ты, конечно, не Ух’эр.
Нивен криво усмехнулся и на всякий случай четко подумал: “Нет, это я тебя не зову, не надейся”.
И снова шаг.
Позволил себе остановиться, только когда Ирхан опустился, напоследок мазнув теплыми лучами по верхушкам мягких деревьев. Уперся спиной в ствол ближайшего дерева и медленно сполз по нему на землю.
Дышать было трудно, и снова думал, что как на острове. Но знал: это просто кажется. Всё хорошо, просто отчего-то кажется, что трудно дышать. Болели ноги, ныла спина, но — еще раз — всё хорошо. Он — человеком, так положено, чтобы после дня пути болели ноги.
Ладно, почти человек.
Передернул плечами, потому что на мгновение показалось, что вокруг холодно, но через миг понял: это только показалось, он просто устал. Тут, в южных лесах, не бывает холодно.
Он прошел половину пути до города. Завтра — еще половину, а там разберется. Денег нет, но стащить чей-нибудь кошель — раз плюнуть. И — на корабль.
Гораздо сложнее — говорить, спрашивать, узнавать. И если узнает что-то о Йене — туда. А если не узнает…
“А что я буду делать? Если не узнаю?”
Нивен закрыл глаза. Уснул почти сразу.
Увидел Аэйлар.
Напряженный взгляд, тонкая рука, ресницы, взмах.
Огоньки.
— Нивен, — сказала она как-то раздраженно, устало и совсем не своим голосом.
А потом Нивен понял — это не она сказала. Нехотя, с трудом открыл глаза.
Рогатая присела напротив. Фиолетовые глаза недобро блеснули во тьме.
— Я же сказала тебе, — все с тем раздражением напомнила она. — Не буду терпеть тебя здесь.
— Да, — кивнул Нивен. — Поэтому весь день меня никто не трогал.
— Расскажи, — приказала она, опустилась на землю напротив и как-то совсем не по-божественному, скорее — по-детски, обхватила колени руками.
— Нечего рассказывать, — он дернул плечом. — Помог Иным. Ушел.
— Почему ушел?
— Мне там не место.
— Тебе не место здесь, — строго возразила она.
— Завтра пойду дальше, — пообещал он и снова закрыл глаза. Но в сон провалиться уже не вышло — слишком остро чувствовал пристальный взгляд фиолетовых глаз.
“Если буду делать вид, что сплю, — подумал Нивен, — может, отстанет”.
Но она не отставала. Сидела, молчала, смотрела. А потом заявила:
— Ты так и не справился с тенью.
— Зато Кхаоли добил, — пробормотал Нивен, не открывая глаз.
— Мальчик… — тихо вздохнула она с неожиданной жалостью, все еще раздраженной, но — жалостью.
Он почувствовал движение воздуха, после — ее руку на своей щеке. Ладонь была влажной и теплой. Совсем не такой, как у Аэйлар. Всё было не таким.
— Ты снова бежишь…
— Сейчас — сплю, — поправил он ее. Открыл один глаз — она тут же отдернула руку — глянул коротко и добавил. — Пытаюсь.
Нильф тихо хмыкнула и качнула рогатой головой.
— Ты мне не нравишься, Нивен, — прозвучало устало и честно.
Он криво ухмыльнулся. Открыл на этот раз оба глаза.
— Я никому не нравлюсь. Я привык.
— Иным тоже не понравился? — прищурилась она.
Нивен ухмыльнулся шире.
— Ну-у… — протянул. — Как сказать…
Она с тем же прищуром наклонила голову на другой бок. Совсем чуть-чуть — чтобы рога не перевесили. Еще бы немного — и в точности повторила бы знакомый Нивену жест ее отца. И иногда — его собственный.
— Я видела, как ты ушел, — сказала, изучив, видимо, достаточно и вновь усаживаясь ровно. — Смотрела, как ты идешь.
— Вижу, дел у тебя много, — хмыкнул Нивен.
— Ты идешь тяжело, — продолжила она, не слушая. — Ты идешь не сам. Тебя тянет тень, а ты не можешь ей сопротивляться.
Нивен мысленно застонал и потер лицо ладонями, окончательно просыпаясь. Сел ровнее, спросил прямо, жестко.
— О какой тени мы говорим? Уточняй, я запутался в тенях.
— Я вижу, — усмехнулась она почти грустно, почти ласково. Так, по крайней мере, показалось в полумраке. — Ты как будто… — щелкнула длинными пальцами, но руки не подняла — все еще обвивала подтянутые к себе колени. — Делаешь не то, что хочешь.
— Я делаю, что должен, — возразил Нивен. — То, чего хочу…
…тонкая рука, ресницы, взмах.
Огоньки…
— То, чего хочу, не принадлежит мне.
— И что же ты должен? — вскинула она тонкие брови.
— Сейчас — помочь другу, — пожал он плечами. — Потом — решу.
— Кому? — снова прищурилась она.
Нивен поднял бровь. Не расслышала, что ли? Но не успел уточнить, как она объяснила:
— Кому ты это должен?
— Слушай, — вздохнул Нивен. — Отстань, а?
Они боги, им не понять.