Ухаживать за Чарльзом к некоторому его удивлению, Эрик взялся сам, не нанимая сиделку, и больше не приглашая никаких докторов. В первые пару дней Чарльз даже сесть не мог без его помощи, не говоря уж о том, чтобы обслужить самого себя. И Эрик действовал, как заправская медсестра, не выказывая ни капли нетерпения или брезгливости. На вопрос Чарльза, почему бы не облегчить себе жизнь, раз уж по словам самого Эрика финансы позволяют, Леншерр лишь отмахнулся:
– И сам справлюсь. Не люблю я людей, честно говоря. Я и этот дом выбрал из-за его уединённости.
– А тут рядом есть какой-нибудь город?
– Городок. Дуглас Парк, если тебе что-то говорит это название. Но до него миль сорок.
Эрик не просто обслуживал Чарльза, он помогал ему с упражнениями, делал ему массаж, причём, насколько Чарльз мог судить, на весьма неплохом уровне, следил за графиком приёма лекарств, витаминов и уколов, вечно выпадавшим из памяти его подопечного. Помимо быстрой утомляемости и полного отсутствия каких-либо личных воспоминаний, Чарльз обнаружил, что ему трудно сосредоточиться на чём-то и держать в памяти даже то, что происходит с ним сейчас. Любая умственная деятельность требовала больших усилий, что и злило и пугало Чарльза. Эрик, впрочем, не унывал, утверждая, что странно, если бы было иначе, и приносил ему учебные пособия, явно рассчитанные на детей. Но даже решение детских примеров и задачек вроде сравнения картинок и запоминания расстановки предметов казались непосильной нагрузкой. Устав, Чарльз начинал психовать, и Эрик без слова возражения всё убирал, но проходило некоторое время, и Ксавьер снова требовал приступить к занятиям.
– Не усердствуй, – уговаривал его Эрик. – Нам торопиться некуда. Не загоняй себя.
– Сам знаю, – огрызался Чарльз, тихо бесясь от собственной беспомощности и того, что он, взрослый мужчина, учёный, не в состоянии справиться с тем, что играючи решают шестилетки. Впрочем, занятия постепенно давали свои плоды – через какое-то время Чарльз начал замечать, что думать, запоминать, прослеживать логические цепочки и связи стало значительно легче. Его энтузиазм возрос, и теперь Эрику пришлось применить власть, чтобы удержать пациента от излишнего рвения. Он установил жёсткий лимит – не больше двух часов тренировок подряд – и строго его придерживался, не смягчаясь в ответ ни на какие просьбы.
Физическое самочувствие Чарльза тоже постепенно улучшалось, и спустя две недели он впервые, хоть и с помощью Эрика смог встать и пройти несколько шагов до окна. К этому времени он уже перестал дрыхнуть как сурок большую часть суток, и лежать просто так в перерывах между кормёжкой и занятиями становилось скучно.
Они начали подолгу беседовать, перебирая сохранившиеся воспоминания Чарльза и сравнивая их со знаниями Эрика. Оказалось, что амнезия Ксавьера не касается академических знаний, и Чарльз сам слегка удивлялся, сколько, оказывается, всего хранится в его голове. Сравнение с пустым чердаком всё же было неуместным: чердак-то оказался заполнен, жаль только, что ни единой личной вещи там не осталось. Эрик, впрочем, если и отставал от него по части образованности, то ненамного. Если не касаться профильных знаний, полученных ими в университетах, то выходило, что Эрик куда меньше Чарльза интересовался историей, искусством и литературой, но зато действительно много путешествовал и мог рассказать о разных странах немало занимательного. И если Чарльз, как выяснилось, отлично говорил по-французски и хорошо читал по-немецки, но испанский и итальянский хотя и опознал на слух, но понял лишь несколько слов, то Эрик всеми перечисленными языками владел свободно.
Едва утвердившись на ногах, Чарльз тут же покинул свою уютную, но уже осточертевшую комнату, и выполз наружу, правда, пока не дальше гостиной, откуда открывался изумительный вид на горное озеро с гладкой, как стекло, водой. Одноэтажный дом стоял на самом берегу, и от дверей в воду тянулся небольшой причал, хотя никаких лодок видно не было. Дом, кстати, и впрямь оказался небедным: мебель из гнутого ореха и красного дерева с гобеленовой обивкой, камин, дорогие безделушки, шкуры на полу, звериные головы на стенах. «Охотничьи трофеи?» – спросил как-то Чарльз, кивнув на клыкастого кабана прямо над камином, но Эрик лишь усмехнулся:
– Что ты. На животных не охочусь. Это осталось от прежнего владельца, я просто приобрёл дом со всей обстановкой.
«А на кого охотишься?» – чуть было не спросил Чарльз, но одёрнул себя – едва ли стоило придавать большое значение случайной обмолвке.
– Давно приобрёл? – вместо этого спросил он.
– Да вот как раз после того, как тебя подстрелили.