Мы начинаем в конце

— Думаешь, родным Энни Клейверс от этого легче? Может, и так. Монстр, который сгубил эту девушку, наказан. Я сам его наказал. Со смертью Логана я жить в состоянии. И живу. Другое дело — Сисси. Каждый мой вдох украден у нее.

— Так что случилось?

— Ты ведь и сам знаешь.

Уок сглотнул.

— Мальчик застрелил собственную мать.

Винсент выдохнул.

— Но целился он, конечно, не в нее, — тихо и печально добавил Уок.

— Он целился в Дарка.

— Девочка сожгла его клуб. Страховая компания отказывалась платить. А тебя как в дом Рэдли занесло?

— Увидел, что он к ним катит, — и бегом напрямки. Дарк сказал, ему надо было обыскать дом. Он начал дергать дверь в детскую. Стар взбеленилась. Мальчик вылез через окно — ну она ведь кричала, вот он и бросился на помощь.

— Храбрый, совсем как старшая сестра…

— Стар догадалась — в шкаф его затолкала. Чтоб под ногами не мешался. А в шкафу револьвер. Робин его и нашарил. Наверное, думал, что мать избивают. Дверцу настежь, прицелился, зажмурился и курок спустил. Знаешь, когда я примчался, он так с зажмуренными глазенками и стоял.

— Ну а Дарк?

— Он убил бы Робина, точно убил бы. На Дарка брызнула кровь Стар. Робин — единственный свидетель. Вне зависимости от его показаний, Дарк был на месте преступления. Тут не отвертеться.

Закапал дождик. Уок прижался лбом к оконному стеклу. Вот она, доля вины Дарка; и вот как он, Уок, эту долю использовал, до каких масштабов раздул ее. Может, Дарк и хотел убить мальчика; а впрочем, едва ли. Просто обстоятельства сложились удачно для адвокатской защиты, вот и всё.

— Ну и как ты разруливал — в смысле, с Дарком?

— Сказал, что возьму вину на себя. Я, мол, один был, больше копам и допрашивать некого. Имя Дарка вообще не всплывет.

— И он тебе поверил?

— Нет. Дом, Уок; Дарку нужен был мой дом. Ну я и сдался. Покупай, говорю, только мальчика оставь в покое.

— Почему ты просто не сказал: я виновен?

— Тогда бы мне пожизненное впаяли. А стал бы отпираться — «вышку» дали бы. Дело мое было безнадежное. Открой только я рот — на вопросы пришлось бы отвечать. О револьвере, например.

— Который ты спрятал.

— Револьвер забрал Дарк. Подстраховался на случай, если я передумаю.

— Ты помог Робину забраться через окно в спальню. Смыл кровь с рук. Твою мать, Винсент!

— Ну да, тридцать лет за решеткой — неплохая школа.

— Следы, значит, замел и давай в молчанку играть?

— А что мне оставалось, при твоих-то вопросах? Чем больше я запирался, тем очевиднее казалась моя вина. Стоило только мне заговорить, и ты поймал бы меня на лжи. Где орудие убийства? Куда делось?.. То-то. Короче, я решил: пускай введут мне смертельную дозу. Пускай сделают то, что должны были сделать еще тридцать лет назад.

— Тогда не убийство было, а несчастный случай.

— Э, нет, Уок! Я убил Сисси; ты просто трусишь взглянуть на дело именно под этим углом. Теперь я готов. Хочу уйти. С самого начала хотел, только прежде надо было наказание до капельки выпить. Мне и Хэл в письмах писал: хорошо, дескать, что срок тебе дали, вот посиди-ка за решеткой, помучайся, а то смерть для такого, как ты — слишком легкий выход.

— У Дарка денег не было, чтобы купить твой дом, — сказал Уок. — Ему даже на первоначальный взнос не хватило бы. Не говоря о налогах. После того, что сделала Дачесс.

— Я этого не знал. Мне потом Дарк сам написал.

— Я читал письмо.

— Понятно.

— Ты, наверное, здорово разозлился.

— Еще бы. Особенно в первый момент. Не из-за себя. Из-за денег. Мне они были позарез нужны.

— Дарк вернул револьвер, потому что не смог выполнить свою часть сделки. Вот это называется — человек слова.

Опять затяжное молчание.

— Люди — сложные существа, Уок. Воображаешь, будто раскусил того или этого, — а он вдруг возьмет да и выкинет что-нибудь. Вот и Дарк — предоставил мне шанс выпутаться, если надумаю.

— Бывает, желания исполняются… Я про дерево желаний. — Уок предназначал эту фразу себе самому, и даже усталая улыбка возникла на его лице, чтобы через мгновение исчезнуть.

«С кем я говорю сейчас? — думал Уок. — Безнадежно ли раздавлен судьбой мой друг? Осталось ли в нем хоть что-то от прежнего Винсента?»

— Ты сделал ставку на то, что у мальчика отшибло память?

— Ну да. Я ж его видел. Он будто отгородился от мира. Вряд ли он вообще знает. Тем более что я-то ему сказал, что это моих рук дело. Потому что зародись у Робина хоть слабое сомнение — всё, пиши пропало. А теперь пусть-ка кто-нибудь попробует, разуверит его… Черт возьми, почему Робин должен с этим жить? А Стар я откачивал, как умел. На грудную клетку давил со всей силы…

Со всей силы. Так вот почему ребра у Стар сломаны. В следующее мгновение Уок подумал о Дарке и Маделине, о безжалостной руке судьбы.

— Ты лгал ради меня, Уок. Да не где-нибудь, а в зале суда, с полицейским значком на груди. И ты будешь утверждать, что знаешь себя?

— Нет, уже не буду.

— Того, кто спасаться не желает, спасти невозможно.

И снова — молчание.

— Ну а как обстоят дела с Мартой?

Уок невольно улыбнулся.

— Вот, значит, почему ты требовал в адвокаты именно ее!

— Из той ночи, Уок, вытекает миллион трагедий. И большинство из них я повернуть вспять не могу.