Мы начинаем в конце

Когда все склонили головы в молитве, перед глазами Дачесс всплыло лицо Стар, да такое ясное, умиротворенное, что она едва не закричала. На глаза навернулись слезы; Дачесс зажмурилась — она не даст им пролиться. Старик-священник заговорил снова. Дачесс стояла, низко опустив голову, с единственной мыслью: не заплакать, не потерять этот материнский образ, никогда не виданный наяву.

Крупная рука легла Дачесс на плечо — Хэл, утешитель хренов, дотянулся до нее через Робина.

— Катись к чертям, — прошептала Дачесс. — Все пускай катятся к чертям.

Она бросилась вон из церкви. Убежать подальше, туда, где не услышишь про вечные муки — потому что одно упоминание о них будто втаптывает человека в грязь.

Дачесс опустилась на траву. Надо отдышаться.

Она не заметила, что к ней идет Долли. Вздрогнула, только услышав над ухом:

— Симпатичное платье.

Долли уже сидела рядом с ней.

Дачесс выдернула пучок длинных травин, разжала кулак. Пусть траву унесет ветром.

— Не стану спрашивать, в порядке ты или нет.

— И правильно.

Дачесс покосилась на Долли: яркая помада, густо накрашенные веки, укладка. Юбка кремового цвета, джемпер густо-синий с глубоким вырезом, шелковое кашне. Столько женственности в этой Долли, что самой себе Дачесс представилась малявкой, а не девочкой на пороге юности.

— Сиськи для церкви у вас не слишком открыты?

— Это я еще в бюстгальтере. А если сниму — все прихожане попадают и вдоль нефа стопками улягутся.

Дачесс не засмеялась.

— Чушь он порет, священник. Чушь собачью.

Долли прикурила. Запах дыма почти перебил парфюм.

— Я тебя понимаю, Дачесс.

— Что вы понимаете?

— Было время — я так же сильно ненавидела. Порой ненависть обжигает хуже огня, верно?

Сигарета от ветра помигивала.

Дачесс выдрала еще клок травы.

— Ни фига вы обо мне не знаете.

— Знаю. Ты еще слишком юная. Мне пришлось состариться, чтобы понять.

— И что ж вы такое поняли?

— Что я не одна на свете.

Дачесс поднялась.

— Ну а мне это и сейчас ясно. Я не одна — у меня есть брат. А больше мне никто и не нужен — ни Хэл, ни вы, ни Бог.

* * *

Биттеруотер представлял собой россыпь построек из бетона и стали. Витрины были залеплены флаерами: бары, гастролирующие рок-группы и дешевый алкоголь. Двадцать миль от Кейп-Хейвена перпендикулярно побережью. Общее впечатление: фатальная ошибка при выборе места для этого населенного пункта.

Уок далеко не сразу отыскал нужный адрес. Пришлось миновать промзону: грузовые контейнеры, мини-склады, продуктовые хранилища.

Офис Марты Мэй находился в одноэтажном торговом центре на самой окраине, уже при выезде на трассу. Был стиснут между химчисткой и мексиканской закусочной; судя по надписи, здешние лепешки такос продаются всего по восемьдесят девять центов за штуку.

Уок оставил машину на стоянке и вошел в торговый центр.

«Биттеруотер дентал», «Спирит электроникс», «Ред дейри». Ногтевой сервис; азиатка в медицинской маске прыскает лак-спрей на ногти измотанной мамочки, которая ногой покачивает коляску.

Серое небо за стеклянным куполом потолка; мигающее неоновое слово «ТАКОС».

Уок распахнул дверь в приемную. Диванчики вдоль обеих стен были заняты. Клиентки Марты Мэй — исключительно женщины, объединенные материнством и неудачным замужеством; историю каждой можно прочесть в глазах, различий минимум. Секретарше под семьдесят, волосы подсиненные, костюм ярко-розовый. Печатая, облизывает десны; умудряется в то же время говорить по телефону (трубку удерживает между плечом и подбородком) и подмигивать малышке, от рёва которой хочется выскочить вон.

Уок развернулся и побрел к машине.

Ждал до шести, считал выходивших женщин. Видел, как синеволосая секретарша села в ржавый «Форд Бронко» и не меньше минуты билась с упрямым двигателем. Наконец она укатила. Значит, можно предпринять второй заход. В мексиканской закусочной теперь оживление — столики у окна заняли усталые служащие, потягивают пиво.

Уок подергал дверь. Заперто. Стал стучаться.

За рифленым стеклом возникла Марта.

— Извините, рабочий день окончен. Приходите завтра.

— Марта, это я — Уок.

Бесконечная минута ожидания и щелчок замка.

И вот она перед ним.

Несколько мгновений лицом к лицу. Марта Мэй — бледненький эльф. Каштановые волосы. Серый брючный костюм — причем с кроссовками бренда «Чак Тейлор». Уок едва не усмехнулся: прежняя Марта.

Он хотел распахнуть объятия, но Марта встала вполоборота. Без улыбки, жестом пригласила его войти. В кабинете оказалось уютнее, чем думал Уок. Дубовый стол, горшечное растение, во всю стену — стеллажи, литература исключительно юридическая. Марта села и указала Уоку на стул.

— Давненько, Уок.

— Давненько.

— Сварила бы для тебя кофе, но, веришь, к вечеру я как выжатый лимон.

— Я очень рад тебя видеть, Марта.

Долгожданная прежняя улыбка, и эффект от нее на Уока — тоже прежний.

— Бедняжка Стар, — заговорила Марта. — Я хотела приехать на похороны, но у меня было слушание в суде. Никак не могла перенести.

— Цветы твои я получил.

— Страшно представить, что пережили дети.