Этот “Филипп” начинает бегать вокруг дамы, изображающей жену Пэтифера, которая кричит: “Ох, жарко, горю! Пожар в душе”. Молодой человек выливает на нее ведро воды, дама благодарит его за это и начинает живехонько сбрасывать с себя одежды. В действиях карлицы наступает пикантный момент. Она приговаривает: “Сейчас я вам что-то покажу”.
Джекки увидел того, кого называли мистером Пэтифером. Он сидел недалеко от него на трибуне.
Его глаза были налиты кровью как у быка, который гонится за тореадором.
Он шептал проклятия в адрес Юнии, но не отрывал глаз от представления.
Жена Пэтифера разделась и осталась в трико телесного цвета. На груди у нее были прилеплены бриллианты.
Она их стыдливо прикрывает шляпкой. Карл-Пэтифер испуганно спрашивает, где ее бриллианты. Карлица мстительно кричит, что это Филипп украл их у нее. Пэтифер берет в руки бумажный нож и страшно им потрясая, бросается на карла, изображающего Филиппа. Юния радостно хохочет. Филипп ловко увертывается от Пэтифера и со смешным криком “дядя, дядя, помогите!” убегает за кулисы.
Вместо него выбегает карл, которого зрители называют покойником Даром Бибисером.
Маленький человечек, которого Джекки видел на платформе и которого среди зрителей называет Мартином стыдливо ерзает на месте и с возмущением обращается к загадочному джентльмену, что сидят рядом с ними.
Дар Бибисер встречается на сцене с карлом, которого среди зрителей безошибочно определяют капитаном Макинтошем.
В зале стоит гомерический хохот. На Макинтоше оказываются надеты пять пар сапог: которые он снимает один за другим и кидает в Бибисера, пока не остается совсем босым.
Он поворачивается к зрителям и кричит: “Вы можете спать спокойно, уважаемые дамы и господа. Я буду бесшумно прокрадываться к грабителям и бандитам”. На этих словах он достает из-за пазухи большой пистолет, сделанный из теста и начинает с урчанием его поедать.
…Бабушка Робийяр теребила внучку Полли, громко спрашивая:
— Ну что, ты меня молодую снова не видишь? Полли, внимательно оглядывая карлов, отвечала отрицательно.
— Я не вижу среди них женщин, — продолжала допытываться бабушка. — Куда исчезла та хорошенькая девушка, что изображала меня в молодости. Она хорошо дралась с индейцами. Только зря в обморок упала. Я никогда — не падала. Эти игры не для меня.
— Вон, бабушка, ты! — завопила Полли.
— Где, где? — оживилась старушка.
— Да вон старый дядька гримируется — в профиль, точно ты!
Бабушка больно дернула внучку за косичку.
— Ты у меня сейчас получишь!
— Но я тебя уверяю, это он будет играть тебя в молодости. Глаза твои, — оправдывалась Полин.
По рядам зрительниц, преимущественно почтенного возраста пронесся шепоток негодования.
— Хоть бы эту срамоту не выставляли! Кто нас показывает — старики с мерзкими животами?
Выступление карлов нанесло первую пощечину общественному мнению Саванны.
Бибисер стал передавать по рядам зрителей чье-то таинственное мнение: его подзывали, просили поделиться тайной, и спрашивали, кто ее рассказал. Бибисер начинал мямлить что-то невразумительное.
Старые актеры, — шептал Бибисер, — особенно эти — уроды — единственные могут передать красоту. Потому что они поняли ей цену. Передайте всем недовольным, что пока молодым саванцам это зрелище нравится — представление будет продолжаться. Во всем есть свои тайны. Надо их понять.
Равняться на молодых — это скандал!!! Бибисера заставили замолчать.
Снова зазвучала мелодия старинного вальса, который перебил бравурный фальшивый туш, со сцены убрали зеркала и гардеробные стойки с одеждой, и на ровной площадке остался стоять маленький игрушечный домик. Робийяр вздрогнул. Это была точная копия его имения. “Страшный Суд”.
— Неплохо! — сказал кто-то, на весь зал. — Голос показался знакомым: но он был изменен. Люди замерли. Кто-то вскрикнул.
В представлении наступил момент, неожиданный для самих карлов.
Послышалась грустная мелодия.
Выбежал настоящий маленький мальчик и протащил по песку игрушечный кораблик.
— Переселенцы из Старого Света прибывают в Новый, — раздался на весь зал замогильный голос, и… на арену цирка вышел… Пьер Робийяр.
Зрители вздрогнули и обратились туда, где должен был сидеть Пьер. Уважаемый джентльмен сидел на месте — но на арене стоял… он же. Публика затихла, теперь, даже если бы на цирк напали индейцы, никто бы не оторвался от зрелища.
А следом вышла… Кэролайн. Ее вспомнили сразу все. Это была копия умершей женщины, только облагороженная воспоминанием. Женщину играл молодой мужчина. Не карл.
Она прошлась по кругу арены и внимательно посмотрела в лицо каждого.
Потом взяла из рук мальчика кораблик и начала водить его по песку. Из-за кулис послышались чьи-то стоны. Пьер Робийяр — тоже актер нормального роста — стоял в стороне.
Потом подошел к Кэролайн и поцеловал ее. Зал вздрогнул, как от пощечины.
Мужчина, игравший Пьера, взял юношу, что играл Кэролайн под руку, и подвел к маленькому домику.
Топнул ногой, и из окошка вылетел воробей, который скрывался там, невидимый зрителям. Дети и их няньки зааплодировали удачному фокусу. Они не знали, что разыгрывается трагедия.