Мы не твои

Да и за поступки тоже. Ведь мы… мы близки с Надей. И хотя я начал думать о защите, все-таки есть вероятность, что наша близость будет иметь последствия. Холодный пот прошибает, когда я об этом думаю.

Я инвалид. Слепой, ограничен в движениях. Да, у меня есть деньги, но деньги не заменят многое. Надежде нужна будет помощь, какую помощь я могу оказать? И вообще…

Она со мной как с дитем малым подчас возится. Куда ей еще малыша? Да и молоденькая она совсем.

Малышка. Воробушек.

— Замира Равильевна, я все понимаю, я… я не претендую ни на что.

— Девочка, я хочу, чтобы мой сын был счастлив. Я вижу, как ты к нему относишься, вижу, как он относится к тебе. Я очень рада, что ты рядом.

— Правда? — у Нади такой радостный голос!

Бедная моя девочка, как же она боится потерять свое хрупкое счастье.

Я еду в свою комнату. Закрываю дверь.

Достаю телефон, с недавних пор люблю слушать спокойную музыку и размышлять.

Но телефон оживает в моих руках.

— Привет, Илик, как ты? Вернулся? Дома?

— Здравствуй, Алиса. Слушай, я не знаю, зачем ты звонишь, но…

— Подожди, трубку не бросай! У меня интересное предложение. Мы тут с нашими собрались и решили, в общем есть один проект, отец Никитоса затеял стройку, загородный коттеджный комплекс. Ну и мы разрабатываем развлекательный кластер и… Прости, это, конечно, звучит для тебя не очень, но… Нам нужна твоя помощь, как… как человека с ограниченными возможностями.

— Не понял.

— Ты ведь реально можешь нам рассказать, что нужно тебе, чтобы чувствовать себя комфортно?

— Алиса, мне чтобы чувствовать себя комфортно надо оставаться одному, дома, в своей комнате. Адьос.

Выключаю телефон, кладу его на стол. Он снова вибрирует. Голосовое сообщение сигнализирует, что звонит Никита.

Почему я совсем не выключил трубу?

— Илик, тебе звонят. — и не услышал, как пришла Надя.

— Я слышу. Не хочу говорить ни с кем.

— Совсем ни с кем?

— Совсем.

— Мне уйти?

— Глупая, ты же знаешь, что ты не входишь в число этих «ни с кем»?

— Неужели?

— Да. Иди ко мне.

— Зачем?

— Тебе сказать правду? — улыбаюсь, мне нравится, как мы с ней говорим. Как подначиваем друг друга. Мне с ней так легко.

И так трудно.

— А ты умеешь правду, Илик?

— А ты сомневаешься? Вот же…противное создание.

— Сам ты создание! — возмущается, зная, что я шучу.

— А ну иди сюда!

— А вот и не пойду! А то заставишь меня опять тебя мыть или брить! — чирикает смеясь.

— А ты неплохо справлялась, детка! Ну, правда, иди сюда! — а я нарочно говорю низким, томным голосом.

— А ты меня поймай!

— Так не честно, дай мне фору!

Мы смеемся, Я чувствую, что она совсем рядом, в какой-то момент у меня получается схватить ее за руку, притянуть.

— Нет, нет, нет! Так нечестно! Ты мухлевал! Ты… обманщик, ты меня слышишь!

— Ну, должен я хоть в чем-то тебя превосходить? А?

— Ты во многом превосходишь, так нечестно!

— Нечестно, что мне все время приходится ловить свою сиделку!

— Ах так, значит я сиделка! Ну, хорошо!

— Что хорошо?

— Буду теперь как сиделка с тобой обращаться. Пациент, уберите-как руки, а то я пожалуюсь на вас.

— Кому? Тамерлану?

— Нет! В профсоюз сиделок! Напишу заявление, что мой пациент грубый, неотесанный мужлан, руки распускает.

Руки я и правда уже очень активно распускаю, чувствуя жар ее кожи, ощущая каждую мурашку на ней.

— Я тебе выпишу премию за то, что я такой нехороший.

— Выпиши.

— Выпишу…

Целую ее. Соскучился по ее губам дико! Хотя целуемся мы часто.

Каждый день, вечер, утро…

Каждую ночь.

Надя проводит со мной каждую ночь с тех пор, как мы вернулись с Кипра. Прячется, стыдится, приходит, когда все спят и старается встать засветло, чтобы ее никто не увидел, и все равно попадается на глаза Айне или Гуле.

Потом переживает, не хочет, чтобы они о ней плохо говорили и думали.

А я каждое утро заставляю ее побыть со мной подольше. Потому что это самые счастливые мгновения. Когда я просыпаюсь и слышу, как бьется ее сердечко.

Оно бьется очень громко в утренней тишине. И дышит она тоже громко. Иногда вскрикивая жалобно, как будто во сне борется с демонами.

Она очень нежная по утрам, теплая, расслабленная, открытая. Это мое любимое время. Рассвет с любимой.

— О чем ты думаешь, Ильяс?

Она прерывает поцелуй, я уверен почему-то, что она меня внимательно разглядывает, и в глазах ее испуг.

Она боится. Всего боится мой Воробушек.

Боится потерять этот хрупкий баланс счастья, который мы имеем сейчас.

— Думаю о том, какая ты сладкая с утра.

Вздыхает и молчит. Мы уже говорили об этом.

Она стесняется того, что между нами. Но прекратить это не может.

Как и я. Тоже не могу. Не в состоянии.

Тянусь опять к ее губам. Мягко захватываю. Мне нужно говорить о любви не словами.

Словами страшно. Слова так часто лгут. А дела не лгут. Руки не лгут. Губы.

Вибрация телефона заставляет меня отодвинуться.

Голосовой помощник говорит, что это Никита. Снова.

— Ответишь?

Лучше ответить, сказать, что Алиса уже звонила, и что я не хочу участвовать ни в каких проектах.

Но…

Слышу бодрый, радостный голос лучшего друга и почему-то соглашаюсь встретиться с ним.

— Заезжай завтра. Да, можно прямо у меня. Мне приехать? Ну… это уже проблема.