Мы невозможны…

— Тебе что-нибудь принести? Кушать будешь? — заботливо спросила её.

— Нет, — мама махнула головой. — А вы кто? — до сих пор не могла привыкнуть к тому, что мать уже не узнает меня.

— Я Вероника, мама, твоя дочка… — тихо ответила ей, пытаясь скрыть подкатившие слёзы.

Мама с удивлением глянула на меня, но даже отблеска в глазах не было, который говорил бы о том, что она меня узнала. Внезапный стук в дверь отвлек от грустных размышлений.

— Войдите.

— Ника, — в комнату заглянула соседка по коммуналке, — а ты пойдёшь сегодня к Сергею, я ему блинчиков испекла?

— Спасибо, баб Маш, пойду. Сегодня как раз день для передачек, — я поднялась с кровати, на которой сидела, заботливо чмокнула маму в щёку и вышла за дверь.

— Я ещё молочка ему передам. Внучка из деревни от сестры привезла.

— Спасибо, обязательно, — с благодарностью кивнула пожилой женщине. — Я на почту смотаюсь и приду, Вы присмотрите за мамой?

— Конечно, милая.

С тех пор как я вернулась из Германии, в моей жизни многое изменилось.

Нас выселили из квартиры, в которой мы проживали, конфисковали всё имущество, но с горем пополам выделили комнатку в коммуналке, куда я забрала мать. Платить за лечение теперь было нечем — меня уволили с работы из банка, и теперь я зарабатывала тем, что мыла полы в средней школе по ночам — другого времени не было. Но я и этому была рада. Теперь мои воспоминания о шикарной жизни в Берлине казались сном. Сергея арестовали за долги отца, как кормильца, и уже три месяца брат сидел в колонии.

Мы так и не расплатились с долгами, и теперь вылезти из этой ямы не представлялось возможности. Все свои шикарные костюмы и платья я продала, чтобы купить хоть какую-то мебель в комнате и расплатиться с больницей, в которой лежала мать. Драгоценности так и не решилась забрать с собой и оставила всё на тумбе возле кровати перед отъездом.

Екатерина, как это ни странно, не пропала из вида и даже помогала мне в Питере. Иногда мы встречались за чашкой кофе и тихо разговаривали обо всём на свете. И, несмотря на разницу в возрасте, сдружились по-настоящему, так, что я чувствовала себя её младшей сестрой.

— Мне пришло уведомление о переводе, — я протянула квитанцию в окно регистратуры.

— Да, пройдите в кассу, — кивнула оператор.

Зайдя в кабинку кассы, нервно теребила паспорт.

— Вам в рублях или в долларах? — спросила кассир.

Я удивлённо открыла рот и пролепетала.

— Это, наверное, какая-то ошибка.

— По всем данным получатель — Вы.

— Но от кого?

— Это был перевод из банка, клиент не указан, — пожала в ответ плечами женщина. — Ну, так как?

— Я не знаю… В рублях… — запнулась в смятении.

Я вернулась домой в полном шоке. Откуда такие деньги?

Решив, что это всё-таки была ошибка, и что скоро деньги потребуют вернуть, отложила их подальше.

— Баб Маш, я к Сергею, буквально на час.

— Иди детка, за маму не беспокойся.

Серые грязные своды колонии вызывали оцепенение, стоило только представить, что там, за её стенами, могла оказаться и я, на пару с братом. К всеобщему удивлению трогать меня не стали, и я отделалась административным штрафом и увольнением из престижной организации, без права работать в компаниях и учреждениях, связанных с финансами.

— Привет, — улыбнулась брату через замусоленное стекло.

— Привет, — Сергей был рад меня увидеть. За эти месяцы мы стали ближе, чем за всю жизнь. — Как ты?

— Справляюсь, — я поставила на стол передачку. — Тут баба Маша тебе передала блины и молоко, подкармливает тебя.

— Спасибо ей. Как там мама?

— Хорошо, — я вздохнула. — Всё без изменений.

Сергей сжал губы.

— Жаль…

— Знаешь, мне сегодня из банка пришёл перевод на три тысячи, — вдруг сказала я.

— Три тысячи? — Сергей удивлённо посмотрел на меня через стеклянную стену.

— Долларов…

— Долларов? — у него от услышанной цифры отвисла челюсть. — От кого?

— Понятия не имею. Я думаю, это какая-то ошибка…

— Скорее всего, — согласился брат.

— Я не буду трогать эти деньги, мало ли что. А это не может быть какая-то очередная уловка, подстава? — предположила я.

— Даже не знаю, — Сергей пожал плечами. — Но согласен с тобой, лучше не рисковать и их не трогать.

— Как ты? Как с тобой тут обращаются? — беспокойно оглядела я брата.

— Все нормуль. Никто не трогает, — усмехнулся он. — Я здесь даже в некотором авторитете, знаком с боевыми искусствами, мойкой полов и готовкой.

Я вымучено улыбнулась.

— Мне так жаль, что ты здесь… море — твоё призвание…

— Мне тоже жаль, но в этом никто не виноват.

— Отец виноват, — прошептала в ответ.

— Не стоит винить его, ты не знаешь всех обстоятельств, что вынудили его так поступить.

— И что же за обстоятельства могли быть, чтобы он все свои сбережения отдал на благотворительность, а не жене и детям?

— Чёрт его знает… — Сергей совсем поник. — Как там Екатерина Семёновна?

— Все хорошо, — мягко улыбнулась я. — Ей предложили небольшую роль в кино, она счастлива.