Мы никогда друг друга не любили

Я бы с гораздо большим спокойствием сидела здесь, здесь хотя бы есть бариста, но нельзя быть трусихой. Стеклянный ящик Островского, в который так легко проникнуть, меня пугает. Но я все же поднимаюсь наверх, включаю везде свет и сажусь на диване в гостиной. В любой другой ситуации я бы забилась в отведенную мне спальню, но я просто физически не могу заставить себя уйти в комнату, из которой не видно входную дверь.

Как будто я что-то смогу сделать, если ко мне кто-то вломится!

Темнеет. Солнечный вечер за окном сменяется сумраком, а за ним на город опускается ночь. Пространство всюду, куда хватает взгляда, усыпано огоньками. Внизу, где-то совсем далеко, начинается ежедневное шоу фонтанов, но я не хочу сейчас им любоваться. Я чувствую, как начинаю засыпать, но вдруг замок на двери щелкает — и дремота мгновенно проходит.

Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы забраться на спинку дивана. Сердце колотится, как ненормальное!

Узнав в вошедшем Виктора, я выдыхаю и на секунду закрываю глаза. А когда открываю их, то снова проваливаюсь в бездну страха: Островский пьян. В стельку.

Как при нашей первой встрече.

Мысли лихорадочно мечутся в голове. Больше всего я хочу сейчас закрыться в комнате, но чтобы попасть в нее, надо пройти мимо Виктора, и вряд ли он меня не заметит. Пытаться стать невидимой на диване бесполезно, я как рыбка в аквариуме, готовая игрушка и лакомство для кота. Мелькает слабая надежда, что по пьяни Островский не вспомнит обо мне и на автомате уйдет в спальню. Но он явно жаждет продолжать банкет, а потому направляется прямиком в гостиную.

И останавливается, увидев меня.

— Спокойной ночи, — бормочу я, быстро поднимаясь.

Только проскользнуть мимо… хотя на двери нет замка, так что вряд ли меня спасет спальня.

Я осознаю, что страх иррационален и глуп, но он сильнее меня, сильнее всех доводов разума.

Виктор не двигается с места, но, когда я прохожу мимо, молниеносным движением хватает меня за запястье, дергая на себя.

— Отпусти!

Не так уж он и пьян, во всяком случае, концентрация просто отличная. Я чувствую, как тело отказывается мне подчиняться. Жуткий страх. Контролирующий тебя, обладающий безграничной властью. Я смотрю в темные глаза бывшего мужа, и не могу выговорить ни слова. Даже вдох сделать не получается!

— Боишься? — хрипло спрашивает Островский. — Страшно тебе, да?

Он толкает меня, вжимая в стену. Сердце бьется так быстро, что я забываю дышать. И вообще не уверена, что получится.

— Правильно боишься.

Дыхание обжигает губы.

— Я в твоей сказке злодей. Забавно, да? Принцессу Аврору поцеловал совсем не принц… да и не поцеловал даже. Я все думаю… зачем вообще пытаться быть правильным, если от этого никакого толка? Почему я не могу взять все, что хочу? Какая разница, ведь все равно будет хреново.

Я узнаю этот взгляд, я запомнила его на всю жизнь. Только тогда не поняла, слишком сильно испугалась, а сейчас вдруг узнала. Это не просто воскресный вечер в баре, это что-то глубже, страшнее. Что-то, что превращает бывшего мужа в чудовище. И почему-то каждый раз приводит это чудовище ко мне.

— Так скажи, почему я не могу просто получить то, что хочу, раз уж все равно отправлюсь в ад?

Его рука скользит по моей ноге, поднимая подол платья, сминая тонкую ткань. Из груди у меня вырывается испуганный всхлип. Холод от стены, кажется, проникает в самое сердце.

— Почему я не могу получить тебя?

Его губы замирают в нескольких миллиметрах от моих. Одной рукой Островский поднимает мое колено, вынуждая обхватить его ногой, а второй медленно расстегивает пуговицы на платье. Они декоративные, всего лишь открывают крошечный кусочек кожи и край кружевного лифа. Но сердце все равно заходится в истерике.

Ненавижу его! Ненавижу за то, что играет со мной, словно это весело! Словно мой страх — острая приправа к изысканному блюду! Как будто он им питается, как будто способен что-то чувствовать только когда меня трясет в его руках. Ненавижу Виктора Островского! Ненавижу отца за то, что вынудил стать его женой! Ненавижу себя за то, что низ живота наполняется тяжестью, когда Островский прикасается!

Откуда только находятся силы? Я отталкиваю его и размахиваюсь, чтобы влепить пощечину.

Удивительно, но Виктор не уклоняется и не останавливает меня. Даже не морщится.

— Ну давай! — кричу я так яростно, что не узнаю собственный голос. — Давай, что стоишь?! Трахай! Ты же этого хочешь?! Хочешь разрешения?! Пять лет назад тебе оно не требовалось! Что изменилось?! Чего это ты вдруг стал спрашивать у вселенной?! Давай! Вы с отцом уже разрушили мою жизнь до основания! Окунули в кипящий котел и выбросили на улицу! Добивай уже, чего ты стоишь?! У меня нихрена нет! Ни родных, ни друзей, ни денег, ни образования, ни работы! Я тебе подскажу: предлагай денег! Вдруг соглашусь?! Сколько сейчас с таких, как ты, берут шлюхи?! Назначь цену, и никого не надо насиловать, договоришься с совестью! Ты не злодей, ты клиент!

И снова пощечина.