Мы никогда не умрем (СИ)

Она щелчком отправила окурок куда-то за занавес.

— Не нагнетай, — попросил ее Вик.

Он заметил, как в груди шевельнулось и тут же затихло какое-то странное, теплое чувство, которому было неоткуда взяться в напряженном сознании.

«Мартин?..»

«Что?»

Голос звучал ровно и не выдавал ни одной эмоции. Впрочем, это ничего не значило — Мартин всегда отлично скрывался.

«Ты… испытываешь какие-то… чувства к этой девушке?»

«Вик, а тебе не кажется, что это сейчас не имеет вообще никакого значения?» — поинтересовался Мартин.

Но Вик давно научился чувствовать малейшие перемены в его голосе. Он с детства только тем и занимался, что слушал этот голос.

И в этом голосе звучала тщательно скрываемая досада.

Вик зажмурился. Он боялся этого момента с тех самых пор, как начал понимать положение Мартина в полной мере.

«Вик, если ты думаешь, что я без памяти влюблен и ужасно тут страдаю, то нет, это не так. Я просто испытываю к ней… симпатию. Ничего больше».

«Хорошо…»

Вик обещал себе вернуться к этому вопросу потом.

Рита сидела, обхватив руками колени и молча смотрела куда-то на сцену. Вик проследил направление ее взгляда — там женщина настраивала прожектор.

— Вик… — раздался у него за спиной тихий голос.

Он уже видел Ришу в костюме и гриме на прогоне. Но все же тогда над ее образом работала Мари, а сейчас — профессиональный гример. И теперь Вик отчетливо видел разницу.

На белоснежном лице Риши темным был нарисован контур черепа — затемненные скулы, уводящие тени к подбородку. Губы ее укрывала лилово-серая помада, а глаза казались двумя осколками неба в обрамлении грозовых туч. Под глазами чернели тщательно прорисованные следы слез.

— Как я тебе? — улыбнулось ему незнакомое лицо.

— Непривычно, — с трудом выдавил он.

Она пока была в светло-сером платье. Ее еще с утра мягкие и пушистые волосы теперь были заплетены в какую-то сложную объемную косу. Вик с ужасом представил себе, как она будет выглядеть, когда наденет свои окровавленные бинты и распустит волосы.

— Вик… у нас премьера.

— Виконт, солнце мое, — вымученно улыбнулся он, касаясь ее запястья губами.

Он попросту спрятался за маской своего героя, чтобы хоть как-то смириться с тем, что ему приходится видеть Ришу Офелией.

Риша поддержала игру. Она улыбнулась. Прикрыла глаза. И когда она открыла, не осталось и следа взгляда девушки, которую любил мальчик по имени Виктор Редский.

Виконт не знал, что любит Офелию. Не знал, что у нее теплые пальцы, ласковые губы и мягкие волосы. Понятия не имел, с какой обжигающей искренностью она умеет обнимать и как нежно целует.

Виконт любил только себя. Он был Богом.

В зале медленно собирались зрители. Первый ряд был целиком отдан приемной комиссии. В самом центре сидел невысокий, полный мужчина в сером костюме. Рядом сидела женщина с ярко-розовыми короткими волосами. На лице женщины не было макияжа, и ничто не скрывало жестких морщин в уголках губ и глаз. К ней часто обращался ее второй сосед, высокий, молодой, черноволосый мужчина с холодным, цепким взглядом огромных карих глаз. Вик почувствовал, как в душе поднимает липкое, ледяное отвращение к этому человеку. Слишком развязно он себя вел. Слишком импозантно выглядел. И слишком явно нарочно раздражал соседку. Мужчина в сером, которого, кажется, тоже утомила эта сцена, мягко придержал его за руку и начал что-то говорить.

— Вик, хватит пялиться на этих фриков!

Рита встала со ступенек и бесцеремонно развернула его к себе, сбивая мизантропический настрой Виконта.

— За нас, за премьеру, и чтобы сегодня твоя подружка произвела больше впечатления, чем режиссерские таланты Мари! — сказала Рита, делая глоток из серебристой фляжки. — Возьми, там не спирт. Коньяк, отцовский, из города.

Вик хотел отказаться, но потом, подумав, сделал глоток.

Коньяк обжигающей тяжестью скользнул вниз, разливаясь в крови будоражащим теплом. Совсем не похоже на мутную апатию, застывающую на лице отца, когда он напивался.

Он вернул Рите фляжку, и она передала ее Рише. Та только покачала головой.

— Пей, — внезапно настояла Рита.

Риша подняла на Вика глаза, и ему не понравился ее взгляд — в нем была смесь вины и страха. Она торопливо сделала глоток и вернула фляжку Рите.

— А теперь, ко-тя-точ-ки, удачи нам, — умело скопировала Мари Рита и одним глотком допила коньяк. — Свет, занавес, третий звонок.

Рита протянула руку ему, а потом Рише. Он почувствовал, как она горячей, сухой ладонью сжала его пальцы. Увидел, как она кладет ладонь сверху на Ришину руку: «Не бойся».

В этот момент он был благодарен ей как никогда прежде.

Зал медленно погружался во мрак. Здесь не было огромных окон, которые нужно было закрывать фанерой. Мари не приходилось самой настраивать свет и следить за музыкой. Вик стоял за занавесом, прикрыв глаза, и медленно считал такты нарастающей мелодии.

— Быть — или не быть? — начал он первый монолог, произнося слова в такт шагам.

Зал казался ему темнотой Мартина — полной неясных очертаний, призраков, и голосов. Он стоял посреди сцены в единственном пятне света, и, когда он говорил, рукава белоснежной рубашки оставляли в воздухе светящийся росчерк.