После этого Вик еще около получаса стоял, не прислоняясь к стенкам туалета и, брезгливо морщась, курил. Затем снял бигуди с волос, растрепал их.
Сложил бигуди в карман. И, наконец, вышел из кабинки.
Из мутного зеркала над раковиной на него смотрел русоволосый кудрявый мальчик. Его нос стал казаться короче, а черты лица намного мягче. Только белые глаза в ореоле угольно-черных ресниц не подходили этому лицу.
Усмехнувшись, Вик вышел из туалета и быстрым шагом, накинув капюшон куртки, ушел с вокзала. Купил карту города в ларьке.
Потом долго кружил по улицам, разглядывая вывески и, наконец, зашел в еще один магазин.
Это было темное, полуподвальное помещение. Оранжевая надпись на черной стене гласила: «Бар Korova».
— Бра-а-атишка-а! — с широкой улыбкой обратился он к сидящему за стойкой парню. — У вас тут и не совсем бар, а?
Движения его были нервными, а походка подпрыгивающей.
— Здесь магазин. Но мы еще и налить можем, — усмехнулся продавец.
Это был высокий, худощавый парень с длинными, давно не мытыми черными волосами. На нем была черная футболка с логотипом какой-то группы, о которой Вик понятия не имел.
Вокруг висели дешевые костюмы, на полках стояли фигурки вперемешку с томами комиксов с большеглазыми девочками. Мартин вспомнил, что Рита рассказывала о чем-то подобном. Кажется, упоминала о ребятах, любящих красить волосы в кислотные цвета, носить странную одежду и кошачьи уши. Правда Вик вряд ли пришел сюда за ушками.
Ну конечно. Куда еще пойти чудаковатому подростку, желающему что-то изменить в себе.
— Сеструха линзы просит. Такие, она у меня видит-то хорошо, но хочет ярко-голубые вот чтобы глаза были. Есть у тебя такие?
Вик выглядел обычным наивным дурачком, который пытается рисоваться и выглядеть «в теме», но слишком сильно нервничает.
Парень, фыркнув, выставил на стойку коробку.
— Выбирай. Молочка тебе налить не надо? У нас со знаком плюс, — со странной усмешкой предложил он.
— Молочка? Я молоко не люблю, дурно мне с него, — бесхитростно ответил Вик.
Только Мартин почувствовал скрытое злорадство. Вик прочитал все, что стояло у Веры на полках. И шутку про молоко со знаком плюс понял очень хорошо.
«Мне для старого и доброго… нужно нечто иное…» — думал он, копаясь в коробке.
Нашел ярко-голубые линзы. Долго разглядывал их, уточняя детали — перекрывают ли они цвет глаз, как долго их можно носить, как за ними ухаживать и можно ли давать их носить кому-то еще.
В конце концов парень не выдержал и попросил его оплатить покупку и убираться наконец.
Вик, послушно кивнув, сунул линзы в карман, отдал мятую купюру и вышел из магазина. Как только дверь у него за спиной захлопнулась, он выпрямился, согнал с лица глупую улыбку и твердым шагом отправился в ближайшее кафе.
Заказал у официантки кофе. Девушка не смотрела на посетителя, занятая своими мыслями.
Как только она отошла к стойке, Вик встал с места, пересек зал и зашел в туалет. Запер дверь. Потом тщательно вымыл руки, разложил на раковине несколько бумажных полотенец и вытащил кармана коробочку с линзами.
Открыл первый контейнер, подцепил пальцем невесомый лепесток и, глубоко воздохнув, поднес к глазу.
Мартин даже не надеялся, что у него не получится. Вик был в таком состоянии, что он бы раскаленный паяльник к глазу прислонил, не то, что линзу.
Повозившись, Вик вставил линзу. Несколько раз моргнул, чтобы она стала на место. Скривился — ощущение было таким, будто в глаз насыпали песка. Затем проделал тоже самое со второй.
У его отражения в зеркале были карие, почти черные глаза. Мартин даже не удивился. Не для того Вик так настойчиво махал у продавца перед глазами коробкой голубых линз, чтобы не взять вместо них линзы другого цвета.
«И красть не стал, чтобы он не обнаружил пропажу…»
В туалете, вместе с салфеткой, Вик выбросил бигуди. Сверху набросал мятой бумаги.
Все действия заняли у него минут пять. Он вышел из туалета, и одновременно с ним от стойки отошла официантка с его заказом.
— Уважаемая, нет ли у вас свежих газет? — спросил он, придержав девушку за руку и преданно глядя ей глаза.
Она только кивнула и спустя минуту положила перед ним свежий номер местного издания.
На первой полосе была фотография худого мужчины в милицейской форме, который смотрел в камеру усталым взглядом, и поднимал руку в отвращающем жесте. «Милиция бессильна», — гласил заголовок.
— Замечательно, — прошептал Вик, гладя фотографию кончиком пальца.
На коже осталась невесомая взвесь типографской краски.
«Вик? Поговори со мной», — тихо попросил его Мартин, поняв, что экспрессией он ничего не добьется.
«Чего ты хочешь?»
«Вик, послушай. Я честен с тобой, и ты это знаешь. Я тоже люблю Ришу, и я искренне ненавижу тех, кто это сделал. Но…»
«Что „но“, Мартин? Где эта грань, за которой ненависть превращается в „но“?»
«Там, где ты берешься вершить самосуд».
«А разве ты не сделал тоже самое с теми детьми, что нам угрожали?»
«Ты прекрасно знаешь, в чем разница. Те „дети“ домогались ребенка, а в тюрьму отправились за кражу и побои. И они отправились в тюрьму, прошу заметить».