Мы никогда не умрем (СИ)

Девушка собирала букет, болезненно морщась, когда приходилось сочетать пушистые желтые хризантемы с нежными лилиями. А Вик ходил за ней и незаметно добавлял в букет по нескольку цветов. То, что цветы почти всегда были белыми, можно было заметить, только если специально обращать на это внимание, а девушка была слишком занята создаваемой ею безвкусицей.

Получив букет и оставив несколько купюр, Вик вышел на улицу.

— Простите, вы не подскажете мне, сколько сейчас времени? — обратился он к прохожему.

— Без четверти три, — коротко бросил он, не сбавляя шага.

«Превосходно», — подумал Вик.

От букета пахло медом и мертвыми цветами.

Рита ждала его неподалеку от подъезда Мари. Она сначала не узнала его и, к его немалому удовольствию, не стала ничего говорить, а только коротко кивнула.

— Рит, ты уверена? Предупреждаю, сейчас последний шанс развернуться и уйти.

Она смотрела на него без улыбки, сосредоточенно и серьезно. Потом молча покачала головой.

— Я предупредил, — пожал плечами он. — Слушай внимательно, это очень, очень важно. Заплети волосы, убери косу под воротник. Старайся ничего не трогать руками, если трогаешь — тут же вытираешь, ясно? Нас здесь не было.

— Я сестра насильника и торговца наркотиками, Вик, — горько усмехнулась Рита, заплетая косу. — Я знаю, как преступления остаются безнаказанными. А если там пусто?

— Развернемся и уедем домой, в следующий раз подготовимся лучше. Оставим букет под дверью.

— А мне подаришь цветочек?

— Выбирай любой, солнце мое.

Рита, улыбнувшись, вытянула из букета тонкую, почти незаметную фиалку.

— Violets, — задумчиво отозвался Вик. — Как «Violence».^[10]

— Стишок почитай, Виконт, твою мать, — зло оскалилась Рита, прикалывая невидимкой фиалку к воротнику.

— Не потеряй, — глухо отозвался он, доставая из кармана тонкие кожаные перчатки.

…

Мартин сидел в кресле, развернув его к затянутому густым туманом проему. Снаружи доносились только обрывки фраз и несвязные звуки. Мартин не мог понять, что происходит. Он не слышал Вика, а Вик не слышал его. Зато Мартин отчетливо слышал стеклянный звон снаружи. Частый и оглушительный, будто взрывы фейерверков.

Туман появился неожиданно, когда к Вику подошла Рита. Именно в ту секунду, когда Мартин решил вмешаться, чувствуя, что сомнительная справедливость Вика грозит обернуться чем-то совсем уж паскудным. Но он не успел.

Вот и все.

Все, к чему он пришел за эти годы. Все, чего стоила его любовь, все его жертвы, все его несбывшееся море, которого он так и не увидел. Темнота. Изоляция. И по обе стороны проема царит ад.

Он не знал, сколько просидел так, напряженно вглядываясь в туман. Иногда ему удавалось различить лишь смутные тени, но он не мог понять, что эти тени делают.

И только одна фраза прозвучала отчетливо и горько:

— Ну что же ты, котенок…

Мартин не выдержал и закрыл глаза.

— Это конец, Орест, — печально сказал он рыбке. — Орест?.. Надо же. Какая удивительная метаморфоза. Раньше темнота не так давила на тебя, дружок? Что же, она нас всех изуродует. Дай ей немного времени.

В углу комнаты ярко светился белый огонек. Фонарик рыбы-удильщика, фальшивый свет, ведущий к гибели.

…

Мартин не знал, сколько он просидел так, почти без движения, пристально вглядываясь в туман. И когда он рассеялся, он медленно встал с кресла и выглянул наружу.

«Превосходно, Вик. Молодец. Просто прекрасно. У меня один, твою мать, вопрос, где Рита?»

Вик стоял на старом мосту. Внизу красивая блондинка в белоснежном венке смотрела пустым зеленым взглядом в высокое, звездное небо. По серой воде тянулся красный след.

Располосованный в вечной улыбке рот, раскинутые руки — не то распахнутые объятия, не то застывший поклон, не то распятие.

«Виктор, где Рита?! Где она, где, черт возьми?!»

Он улыбался. Мартин впервые назвал его полным именем.

«Виктор. Но меня так никто не зовет. Я еще не взрослый», — болезненно отозвались в памяти одни из первых слов, сказанных им Мартину.

Теперь взрослый.

Виктор чувствовал, как виски сжимает болью. Он уходил с моста, пряча в карман завернутое в тряпку окровавленное лезвие бритвы. Он только сдавленно хихикал, чувствуя, как смех давит ему на грудь и щиплет глаза. Но он не идиот, не станет патетически хохотать над жертвой.

«Где она?!»

Мартин истерически разметал его воспоминания, одно за другим, в поисках единственного нужного ответа. Они обжигают и пахнут железом, эти воспоминания.

Вик так старательно читал газеты, не пропускал ни одной детали, чтобы все сделать правильно.

«А я сразу поняла, что ты злой», — звучит голос Мари. Свежие воспоминания, темные подъезд, темная квартира — бесполезные, бес-по-лез-ны-е воспоминания.

Белые цветы, вытащенные из букета. Незаметно — остальной букет он оставляет вставленным в дверную ручку. Он не стал покупать только белые цветы, хотя и бела очень маленькая вероятность, что его запомнят. Но она была. Он не стал вытаскивать из букета все белые цветы. Была очень маленькая вероятность того, что кто-то заметит, что в пестроте букета не хватает белых. Но она была.

«Знаешь, в чем между нами разница, котенок? Я ее хотя бы жалею».

Не то. Все это — не то.