Мы никогда не умрем (СИ)

Целый мир умещался в школу, несколько улиц, магазины и детскую площадку во дворе. Больше Таша ничего не видела. Правда, она ездила с родителями в отпуск, но родители — странные люди. Приехав, они сидели в отеле неделю, купались в бассейне, где вода противно пахла хлоркой, и загорали на шезлонгах, подставляя бледные лица влажному южному солнцу. Сколько бы Таша не просила погулять по улицам или отвести к морю, они оставались непреклонны. «В море грязно, к тому же на пляжах полно извращенцев», — отвечала мать, презрительно морща нос. Отец всегда добавлял, что на рынке ее обязательно украдут, а по улицам можно и дома потаскаться. Таша понятия не имела, кто такие «извращенцы», и как можно не понимать, что дома совсем другие улицы, но послушно шла загорать на шезлонг. Только принюхивалась к далеким запахам, доносящимся из-за забора. Пахло йодом, камнем и пряностями. В номере Таша рисовала море — зеленым фломастером, а еще синим. По телевизору оно было именно такое.

Но был у Таши один секрет. Она не рассказывала о нем ни матери, ни отцу, ни Верке. И никому, никогда бы не рассказала, хотя ей очень, очень хотелось. Всему миру Таша рассказала бы о черной шпильке и красных цветах. Но эта тайна была из тех, которыми нельзя делиться ни с кем. И Таша молчала, только иногда дома, перед зеркалом, сворачивала волосы в узел на затылке и закалывала их черной шпилькой.

…

Таша никогда не хотела играть в театре, но часто ходила на репетиции кружка. Ей нравилось просто сидеть в углу и смотреть, как создаются спектакли, сценки и новогодние утренники. Она совсем не обижалась, что Дед Мороз на самом деле женщина, и что Снегурочка — красивая старшеклассница Улька. Ее не волновало, что Колобка сделали из папье-маше и старого футбольного мяча. Таше не хотелось сказок, ей хотелось, чтобы все было честно. И в театре была настоящая честность — сказки создаются людьми, они вдыхают в них жизнь и наделяют их смыслом. Иначе не бывает.

Но больше всего ей нравилось смотреть за репетициями старшеклассников. Она мало понимала в сюжетах пьес, которые они ставили. Там были истории про любовь, ссоры с родителями и какой-то вечный протест. Таша не понимала, зачем ссориться с родителями, а о любви вовсе имела свое детское, презрительно-брезгливое мнение. Но ей нравилось с каким чувством Улька играла любовь с высоким рыжим Тимуром, особенно в последней пьесе «Сказки про главное».

Таша не понимала, почему руководительница кружка, Наталья Сергеевна, заставляет красивую Ульку носить безликое черное платье и завязывать пышные темные волосы в тугой узел. И почему она никогда не позволяла девушкам пользоваться косметикой. Она что-то говорила про очарование молодости и то, что естественность и чистота — лучший образ, но Таша не соглашалась. Улька была красивее с черными тенями. А Тимура портили веснушки. Ну какой романтический герой с веснушками?

Но не все взрослые были как Наталья Сергеевна.

— Какие чудные котятки, — услышала однажды вечером Таша. Она обернулась и не смогла отвести взгляд от женщины, которая стояла в дверях актового зала.

Улька по сравнению с ней казалась бледной подделкой. Таша раньше не видела таких красивых женщин даже по телевизору. Высокая, стройная, с мягкими прядями светлых, почти белых волос, ложащимися на идеально прямую спину. Линия шпильки совпадала с тонкой полоской на шелковых чулках. А еще Таша впервые видела, чтобы в помещении не снимали перчаток, и чтобы поверх перчаток носили кольца.

Сначала женщина просто сидела в углу, как и Таша. Только в ее взгляде не было и следа детской очарованности. Таша видела в ее красивых обведенных черным глазах брезгливость.

— Кто автор той пошлости, что у вас тут дети играют? — спросила она в конце второй репетиции.

Наталья Сергеевна посмотрела на нее с непонятным Таше сочувствием. Наталья Сергеевна вообще-то нравилась Таше. Она была похожа на ее мать — невысокая, бледная, уставшая женщина с гладко зачесанными назад волосами, короткими ногтями и без косметики, которая могла бы скрыть следы наступающей старости. Но как она может смотреть с сочувствием на молодую и красивую женщину, которая не боится так задавать вопросы?

— Я, — спокойно ответила она. Таша заметила, как Улька, медленно встав с пола, подошла к Наталье Сергеевне и сжала ее руку.

— Послушайте, это отвратительно. По уровню наивности эта пьеса…

— Соответствует образовательным стандартам, уважаемая. Насколько мне известно, вы здесь, чтобы защитить дипломную работу, а не давать мне советы? Покажите мне пьесу, которую будете ставить с детьми.

— Учтите, что я уже согласовала с директором как материал, так и свое право ставить на главные роли тех, кого посчитаю…

— Пьесу, — отрезала Наталья Сергеевна, требовательно протягивая руку.

Женщина, фыркнув, протянула ей распечатку.

— Завтра я вам ее верну. Учтите, я хочу, чтобы все перестановки вы согласовывали со мной.

— Зачем? — с искренним интересом спросила женщина.