Мы никогда не умрем (СИ)

Потому что другая, свинцово-тяжелая навалилась на него в один миг. И растаяла.

Он без страха, прямо и открыто, смотрел в глаза одному из облокотившихся о забор мальчишек. Высокому, черноволосому, с голубыми, как вода, глазами. В нем Мартин безошибочно узнал главаря. Было еще четверо, но он видел, что главная проблема — этот, черноволосый, с поцарапанными локтями и коленями, в пропыленной синей рубашке.

«Нас бить будут, да?..» — обреченно спросил его Вик.

«Не будут. Но ты на всякий случай отойди», — попросил его Мартин.

«Ну ты скажи ему: „Не желаете ли хлебную корку, уважаемый?“, он сразу от тебя отстанет», — ехидно посоветовал Вик.

Впрочем, Мартин чувствовал, что это бравада.

— Ты свиновода сын? — презрительно спросил мальчик, нарушив молчание.

Ему было двенадцать или тринадцать на вид. Голос у него только начал ломаться, и от этого обладал какой-то комичной басовитостью. Впрочем, Мартину было не до смеха. Каждый раз, отвечая на это вопрос он чувствовал себя так, будто ему приходится есть помои.

— Да, — ответил он как можно более миролюбиво.

— И что ты, погань белоглазая, тут забыл?

Мартин прикрыл глаза. Им неоткуда было знать, что у Вика глаза были почти белыми. Впрочем, это было неважно.

Важным был вопрос, что ответить. Дерзить? Попытаться сгладить конфликт? Показать, что он настроен доброжелательно и не хочет никакой драки? Или попытаться сбежать через дыру в заборе с противоположной стороны, бросив сумку и потихоньку вернуться за ней вечером?..

В голубых глазах собеседника нарастало тяжелое, грозное презрение.

«С собаками все-таки проще», — тоскливо подумал Мартин.

На помощь взрослых он не надеялся. Оставался еще один выход. Опасный, ненадежный. Но Мартин не видел другого.

Улыбнувшись, он ответил:

— Я заблудился. Знаете, проведя столько лет среди Альвов, я вовсе отвык от человеческих тропинок.

«Мартин, что ты несешь?!» — в ужасе ахнул Вик.

Вику и правда стало страшно. Не хватало еще чтобы вместе со всем этим миром его мудрый и рассудительный друг сошел с ума. Ему тогда что делать?!

Но Мартин улыбнулся уже гораздо легче. Он увидел в глазах мальчишек знакомый проблеск интереса. Вздохнув, он вышел за забор.

…

— Мартин, у тебя мозги совсем набекрень! Что ты нес, скажи на милость?!

«Ты хотел, чтобы нас побили? Или ты еще чем-то готов был поразить этих юных агрессоров? Что мне им надо было сказать, что я за книжкой по ботанике пришел к тетке, которую они всей деревней презирают?»

— Нужно было совсем не ходить!

Они ушли из деревни спустя три часа. За это время Мартин рассказал такое количество историй, что хватило бы год прогонять целую армию Пушистиков, охрип и устал так, будто вопреки расхожей поговорке, ворочал мешки. Когда его познания в мифологии начали подходить к концу, пришлось сочинять. Рассказал о том, почему у Вика белые волосы и белые глаза, сказал, почему редко появляется в деревне и не умеет плавать и лазать по деревьям. Рассказал, почему он не «белый, как, блин, моль», а бледный, как снег. В рассказе присутствовали феи, волшебные цветы, говорящие коровы и прочие сказочные персонажи, которые давали окружающей мальчика действительности какой-то новый смысл. И не было никаких серых стен и алкоголика-отца.

«Совсем я не мог. К тому же ты помнишь — тебе не удастся от них прятаться».

— Но ты же…врал, — с удивлением произнес Вик, будто мысль о лгущем Мартине казалась ему чем-то абсурдным.

Сам Мартин не считал себя образцом честности. Что делать — он оказался в тех условиях, когда ему приходилось изворачиваться.

«Я не врал. Я рассказывал им сказку, а они знали, что я ее рассказывал. Если ты заметил, они были в восторге и обещали тебя никогда не трогать, если ты еще расскажешь… Ради всего святого, Вик, это могло бы стать самой большой твоей проблемой на долгие годы, а нам удалось отделаться дурацкой сказкой про говорящую корову!» — Мартин сам был не в большом восторге от своего вынужденного бенефиса.

— Мартин?.. А вообще ты здорово рассказываешь, — неожиданно потеплевшим голосом признался Вик.

Он и правда совсем не сердился.

Они устроились недалеко от озера, в котором недавно купались. Чуть поодаль росла огромная, разлапистая ель, похожая на темно-зеленый шатер. Мартин привел их сюда, расстелил на земле старое шерстяное одеяло и закрыл глаза.

Он легко уступал Вику, возвращаясь к своей темноте. Но когда мир, вздрогнув, переворачивался перед его глазами, он чувствовал глухую, тянущую тоску. И от этой тоски чернее становилась темнота, и немилосерднее дверной проем. В такие моменты всегда всплывало горькое, глухое слово «каземат».

Мартин смотрел в свою темноту, часто замечая там какое-то движение. Иногда даже слышал звуки, похожие на шорох воды о песок. Но он не ходил туда, опасаясь вслепую блуждать в пространстве, о котором ничего не знал. Боялся не найти проем и не вернуться к Вику. Боялся раствориться в ней, потеряться и больше никогда не увидеть света.

— Мартин, ты меня слушаешь? — вывел его из размышлений голос Вика.

«Нет, прости, я задумался. Что ты говорил?»

— Говорю, читай свою книжку. Когда мы домой вернемся?