Мы никогда не умрем (СИ)

Они еще несколько раз выбирались в город с Ришиным отцом, и оказавшись там снова, Мартин тут же нашел аптеку и купил лекарства по заранее заготовленному списку. Источником его знаний был двухтомный «Справочник врача», найденный среди книг на списание в библиотеке. Половину Мартин не понял без дополнительной литературы, которую ему было взять неоткуда, вторую половину понял очень поверхностно. Но и этого хватило, чтобы понять, что у него есть любовь и кроме моря, которое он никогда не видел. Медицина привлекала его, как Вика — математика. Если в математике Вик обретал власть над миром, умещая его в числа и значения, то Мартин понял, что может обрести власть над несчастьями, вступив в схватку со смертью.

Впрочем, мечта о медицинской карьере должна была так и остаться несбыточной. Даже если бы они поделили свое время, как Вик предлагал — ему бы не хватило половины жизни. К тому же Мартин не хотел соглашаться и красть у друга время, хотя сам признавался себе в том, что искушение каждый раз все труднее преодолевать.

До вечера Вик провозился с огородом, восстанавливая грядки. Мартин сменил его через три часа, покормил свиней и собак, проверил кур и, наконец добравшись до постели мгновенно уснул, успев только открыть окно — в доме было душно.

Его разбудил собачий вой. В окне что-то дрожало неверным, качающимся светом.

— Опять?! — успел выдохнуть Мартин, выбегая во двор через окно.

Горела крыша курятника. На самом краю он увидел кусок кирпича, обмотанный промасленной тряпкой.

— Серьезно?! — крикнул он через забор.

Мелкая, мелочная месть подростку, которого не удалось обокрасть показалась Мартину верхом бесчестия даже для Мита. Бросаясь к колонке за водой, он успел распахнуть калитку и отстегнуть собак.

«Не стоило этого делать, Мартин», — не удержался от подначки Вик.

— Как-нибудь переживу, — прошипел в ответ Мартин, заливая крышу водой.

Действие 2

Дожди

Я древний хаос, я друг твой давний,

Твой друг единый — открой, открой!

З. Гиппиус

В зале было душно. Никакого красного, бархатного занавеса, так очаровавшего Ришу когда-то у них не было, только темно-серая полупрозрачная завесь. И много, много пыли.

Несколько человек сидели вокруг сцены на деревянных стульях. Вик с Ришей сидели рядом, чуть дальше остальных. Ближе всего сидела Рита. Впрочем, она недавно завела себе дурную привычку требовать, чтобы ее звали Марго. Рита не отличалась красотой или талантом, зато была обладательницей на редкость гадкого характера и копны черных волос, которые она каждый день завивала в тугие, глянцевые кудри. Семнадцатилетняя Рита была «примой» их театра. Впрочем, нигде, кроме театра, она не блистала.

Вик прекрасно знал, что за скандал состоялся, когда ее застигли с одним из старшеклассников в пустом спортивном зале. Еще Вик слышал, как учитель математики, тот самый, с грустными глазами, орал на нее, стуча мелом по доске. Мел крошился, оставляя белоснежные пятна на черном грифеле, но он, казалось, этого не замечал. И Вик, и Мартин были крайне удивлены — до этого дня они вообще не подозревали, что он способен издавать звуки громче своего обычного полушепота.

Мари лежала на краю сцены и курила в потолок. Вик смотрел на нее с плохо скрываемым раздражением. В ее позе было слишком много манерности. Малахитовый мундштук казался ему нелепым, а вот почему вместо длинной сигареты в мундштуке короткая самокрутка, он догадывался очень хорошо. Он даже знал в лесу поляну, где росла конопля. Судя по тому, что ее не обирали налысо — ее нашел только он.

— В общем, я переписала вашу пьесу, — мягко сказала она, не глядя в зал.

Видимо, пауза предназначалась для восхищенных вздохов.

Риша сидела выпрямившись и наблюдала за Мари полными восторга глазами.

— Непедагогично себя ведете, уважаемая, — мрачно сказал Вик, которого Ришин восторг все больше раздражал.

К тому же у него начинала болеть голова.

— Что?.. — рассеянно переспросила она, по-прежнему не оборачиваясь.

Вик чувствовал на себе неодобрительные взгляды. Мари нравилась всем, кроме него.

— Голова болит. Потушили бы косяк, а?

— А ты и правда злой… уважаемый, — обиженно вздохнула Мари.

Но самокрутку все-таки потушила и даже села на край сцены. Обвела присутствующих мутным взглядом.

— Значит, так. Я прочитала тот ужас, что вы тут раньше играли, и он совершенно невыносим. Да, может быть это педагогично, но мы же здесь собрались, чтобы творить высокое искусство, не так ли?

«Не-так-ли». Она произнесла это как-то по особенному, одним словом, будто перекатила на языке и потом проглотила.

«Мартин, она тебе нравится?» — вдруг спросил Вик.

«Ты же знаешь, что нет», — отозвался он.

«Нет, в смысле… ну как женщина».

«Вик, ты же знаешь, что я стараюсь… не думать о женщинах», — осуждающе ответил Мартин.

«Да, но…»

«Нет, она мне не нравится. Ни как женщина, ни как человек», — вздохнул он.

Пока Мартин пребывал в меланхолии, а Вик размышлял о том, каким вообще мужчинам может нравиться вся эта бархатно-блондинистая липкость, Мари томным голосом продолжала: