Мы никогда не умрем

Вик пришел к этому озеру утром и просидел несколько часов, почти не шевелясь. Он был готов здесь и уснуть, лежа на холодной земле, завернувшись лишь в тонкую куртку. Больше его не могла напугать темнота.

Мартин был в отчаянии. Он представлял себе, что чувствует девочка, хватавшая его за руки и говорившая ему, что Вик не примет ее. Он не мог понять причин его жестокости, и боялся привести его к Рише насильно. Да он и не был уверен, что ему бы это удалось.

— Я к ней не пойду. Не пойду пока… пока мне не будет, с чем к ней прийти, — внезапно отозвался Вик.

«Вик, я тебя умоляю, неужели ты не понимаешь, она напугана, ей больно, и она никому, кроме нас с тобой не может довериться! Прошу тебя, умоляю, ты же все эти годы не вел себя как дурак, сейчас самый неподходящий момент начинать за всю твою жизнь!»

Отчаяние Мартина отдавалось тоской и болезненно давило на виски.

Вик смотрел на берег и видел призраков. Их двое. Мальчики, одному шесть, а второму — двенадцать. На младшем голубая рубашка, большая, с закатанными рукавами. На втором — мятый темно-зеленый пиджак. Один беловолосый, кое-как подстриженный, а у другого вьющиеся каштановые пряди постоянно падают на глаза, и он раздраженно смахивает их кончиками пальцев. Это первая в жизни боль, ошеломляющая, горящая следами ремня на коже. Это не только побои, это предательство любимого отца.

И старший говорит, говорит, и слова его еще не имеют полной власти, но вот-вот обретут ее.

И младший думает…

Вик закрыл глаза. Он хорошо помнил, о чем думал в тот момент. Что он виноват, и что Мартину из-за него больно.

И что не любить никого — значит не страдать.

Что вина похожа на звонкую канарейку, бьющуюся в клетке.

И вот был бы способ накинуть на эту клетку тряпку, оставив птичку в темноте.

Что метель, которая обезличивает все окружающее пространство — самая прекрасная вещь на свете.

Что мальчик по имени Кай был счастлив только во дворце Снежной Королевы.

Кай… когда Вик потерял свою сестру? Сколько лет назад он разлюбил ее?

Он ведь разлюбил ее не просто так. Потому что эта любовь причиняла боль, еще одну жестокую и несправедливую боль. Почему же он не сделал того же самого с остальными? Зачем было любить Мартина, влюбляться в Ришу, чтобы теперь сидеть на проклятом берегу в надежде спрятаться в прошлом от того неизбежного, темного, в чем он вот-вот собирается захлебнуться?

Хуже всего, что и Мартин и Риша страдали. Прямо сейчас. Из-за него. Из-за своей любви к нему. Потому что он любил их.

Потому, что он повез Ришу в театр, заставил выступать на чертовой сцене, думая, что помогает ей осуществить мечту. На самом деле он помогал Мари показать товар. И он, Вик, этот товар выгодно оттенял своей злой, хищной страстью.

Он сжал кулаки так, что ногти глубоко впились в кожу.

— Что я ей скажу, Мартин?

«Не хочешь ты — дай мне! Вик, ее нельзя оставлять одну, ты представляешь, о чем она думает?!»

— Нет, Мартин. Не сегодня. Не в этот раз. Больше не будет сказок о справедливости и добре. И сопереживании. Посмотри лучше, что я нашел в журнале Веры.

Он держал в руках кусок глянцевой страницы. Интервью Мари.

Мартин пробежал глазами по строчкам, но он не искал то, что хотел показать Вик — эти слова и так словно были подсвечены красным.

«А если кто хочет об искусстве со мной поговорить, сказать, что таким, как я там не место — пусть придет ко мне и выскажет претензии вслух. Мой адрес…»

— Я теперь точно знаю, что должен делать. Наверное, впервые в жизни так отчетливо и ясно. Ты не сможешь мне помешать, Мартин, — грустно пробормотал Вик, складывая обрывок в карман. — А знаешь, почему? Потому что ты хочешь того же. И ты согласен со мной. Скажи правду, Мартин. Скажи, я узнаю, если ты солжешь. И если ты сможешь честно ответить «нет», я ничего не сделаю. Но ты ведь хочешь того же, чего хочу я?

Мартин закрыл глаза. Это была ловушка. Его собственная ярость и непримиримая борьба со злом загнали его в ловушку. И Вик цинично захлопнул ее.

«Да», — выдохнул он.

…

Близился вечер. Вик встал с земли, отряхнул одежду и в последний раз с тоской посмотрел на воду.

— Ну что же.

Он вышел из леса, и несколько минут стоял на опушке, закрыв глаза.

— Мартин, где живет Рита, ты помнишь? Она как-то говорила.

«Зачем она тебе?»

— Хочу попросить ее о помощи. Сейчас нам всем нужна помощь, и друзья должны поддерживать друг друга, не-так-ли? Ну же, Мартин, я сам могу вспомнить. Но я клянусь, что не собираюсь ничего с ней делать.

Мартин вздохнул. Он помнил дом, который она называла. В деревне вообще-то было не так много домов, Вик мог стучать по очереди в каждый, и скорее всего нашел бы ее быстрее, чем обошел половину.

«Идем».

Вик шел быстрым, размеренным шагом. Путь от леса до деревни теперь занимал у него около двадцати минут. Добежать он мог бы и быстрее, но он не собирался никуда нестись, сломя голову. Ему больше некуда было торопиться и некого спасать.

Дойдя до дома Риты, он постучал, прислушавшись к лаю собак. Что-то смутно знакомое брезжило в этом доме и во дворе, видневшемся сквозь забор.