My Obsession (СИ)

В интервью Хью говорил, что для него большая честь работать с Мадсом Миккельсеном. Но он никогда не говорил, что датчанин стал для него идеалом, кумиром для подражания, объектом почти фанатичного обожания. Никто не знал, что Дэнси перечитал все статьи и рецензии, посвященные датчанину, пересмотрел все фильмы с его участием. Ночами, в наушниках и с планшета, он смотрел их с субтитрами, беззвучно шевеля губами и проговаривая реплики вместе с ним. Он представлял себя в этих фильмах, как бы он отыгрывал ту или иную сцену. Засыпая, он представлял себя и Мадса на красной ковровой дорожке, приехавших на вручение какой-нибудь почетной премии, может быть, даже “Оскара”. Уставший и засыпающий мозг иногда подменял картинку в воображении Хью, и вместо церемонии награждения в голову лезла какая-то чепуха, типа совместной рыбалки или прогулки по парку. Дэнси старался отгонять такие мысли, потому что они сеяли сомнение в его душе и были неясны: сознательно Хью желал оставаться в рамках рабочих отношений и думать о Мадсе только как об актере, но подсознательно, в зацензуированной части своего разума, существовали другие желания, вырывающиеся на свободу под маской благопристойности и выливающиеся в грязные сны, содержание которых Дэнси наутро не помнил, но зато ощущал ужасную неловкость, стыд и волнение, связанные с Мадсом Миккельсеном.

Это была уже одержимость, датчанин заполнил собой все мысли Хью Дэнси, что, конечно, не могло не сказаться на их общении. Британец то шарахался от Мадса, избегая даже лишний раз пересечься взглядом, то буквально навязывался, “хвостиком” таскался повсюду, даже выходил с ним покурить. Тогда они просто молча стояли на отведенной для этого площадке, Мадс курил и улыбался своим мыслям, а Хью сидел рядом на перекладине и смотрел поверх съемочных павильонов на беспечные облака. Никто не обращал особого внимания на странное поведение одного из главных актеров, поскольку в последнее время Хью и так вел себя непредсказуемо: ругался со всеми по мелочам, закатывал истерики, потом работал на износ, мог внезапно запросить отгул посреди недели чтобы “проветриться”. Все знали, в чем причина, догадывались о ревностном отношении Хью к успехам старого друга, но, в общем и целом, всем было безразлично.

Ситуация начала принимать для Хью опасный оборот после того совещания, на котором Фуллер впервые серьезно поставил вопрос о неоднозначных отношениях Уилла и Ганнибала. Вероятность “более близкой работы” с Мадсом словно сорвала какие-то внутренние ограничения, и мысли, до сих пор прорывавшиеся лишь во снах, вдруг стали посещать Дэнси и наяву, причем в самый неподходящий момент.

Они снимали сцену в камере Уилла. Хью метался от стенки к стенке как загнанный зверь, осыпая упреками “доктора Лектера”. Миккельсен послушно выслушивал все это, вставляя ироничные замечания, любовно прописанные сценаристами. Все шло по плану. Затем Мадс-Ганнибал коснулся муляжа приборной панели на стене, и в этот момент один из ассистентов, находясь вне кадра, с лязгом отодвинул дверь-решетку.

- Что вы делаете? - возмутился по сценарию Хью, послушно отыгрывая удивление и страх.

Мадс шагнул в клетку. Хью сделал шаг назад. Потом еще. И еще, пока не уперся лопатками в холодный муляж каменной кладки. Миккельсен же продолжал наступать. Рядом с едва слышным жужжанием скользили две камеры: одна снимала Мадса, другая - испуганного Хью. Сердце колотилось как бешеное, словно Дэнси на самом деле стал Уиллом Грэмом, на которого угрожающе надвигается самый опасный психопат-каннибал Америки.

- Доктор… - шепотом начал было британец, но запнулся, когда Миккельсен остановился всего в полуметре от него. Сценарий вылетел у него из головы, голова стала пустой и тяжелой, дышать стало трудно, а грудь затеснило.

- Позволь помочь тебе, Уилл, - хрипло выдохнул Мадс. От него пахло табаком, лосьоном после бритья и чем-то еще, чем-то особенным и неповторимым, свойственным лишь ему.

Взгляд Хью-Уилла метнулся с цветастого галстука на гладко выбритый подбородок, потом вновь вниз, на блестящую запонку, на аккуратный уголок платка, выглядывающий из нагрудного кармашка, потом снова вверх, на слегка улыбающиеся губы… Господи… Хью не мог вспомнить сценарий, словно оглушенный, одурманенный близостью Мадса. И Фуллер не прерывал дубль, да и тишина висела такая, что казалось, будто они сейчас одни. Сделав огромное усилие над собой, Дэнси заставил себя еще чуть поднять взгляд. Тонкие крылья носа. Высокие скулы. И, наконец, глаза. Темные, как жаркая летняя ночь. Близко. Слишком близко. А затем уже Мадс чуть опустил взгляд, и Хью почувствовал, что тот смотрит на его губы. Рот датчанина чуть приоткрылся, и Дэнси вновь ощутил едва уловимый аромат сигарет. Голова закружилась, в ушах зашумела кровь, и Хью, растеряв остатки здравого смысла и не осознавая свои действия, потянулся к этим четко очерченным, завлекающе приоткрытым губам.