Эмму при одном взгляде на Диану охватывала тоска. Придется, видимо, сидеть с ней всю ночь. Нет никакого интереса в такой жизни. В этот момент Эмма все что угодно отдала бы за робота-няньку, потому что спать хотелось ужасно. После всех волнений и беготни, после того как чуть не погиб Макс и сами они с Колькой чуть не полегли от выстрелов пауков-роботов – после всего этого хотелось только одного: лечь и отключиться. И все забыть. Хотя бы на несколько часов. Забыть и не думать, потому что от наплывающих мыслей становилось страшно и грустно.
Да просто ужас накатывал время от времени, когда приходили в голову вопросы: как они будут кормить такое количество детей? И что ужаснее: умереть от голода или от лучевого выстрела?
Колька, приготовивший бутылочки со смесью (на их индикаторах высветилась более высокая температура, чем надо, и Колька пояснил, что они остынут как раз к моменту кормления), задумчиво почесал макушку и предположил:
– Этих малышей мыть надо или нет? Они ж вроде бы и не пачкаются особо?
Эмма удивленно глянула на него и фыркнула:
– Как это не пачкаются? Ты смеешься? По-твоему, их что, раз в год купать положено? Тоже мне нянька… С таким нянькой младенцы грязью обрастут по уши.
– Больше грязи – толще морда, – пожал плечами Колька. – Я бы не мыл. Где они там грязь находят, если все время лежат в своих люльках?
– Положено их мыть. Я совсем забыла об этом. Вот еще одна проблема, – и Эмма вздохнула.
Детей выкупали. Впрочем, сделали это быстро. Девочки были такими маленькими, что легко помещались в раковине. Поэтому Колька быстро вымыл одну, передал Эмме, та ее вытерла и одела. А Колька в это время мыл вторую. Ругался при этом страшно, Сонька смеялась над его возмущением, малышки сопели и крякали. Купание их вполне устроило. Мало того, после этого они выдули по бутылке, и обе засопели, сладко и тихо.
– Они спят! – торжественно прошептал Колька.
Эмма, которая наблюдала за качающимися колыбельками, устроившись на диване, сонно кивнула. Ее приятель сел рядом, почесал подбородок и проговорил:
– Сегодня днем все собирались в маленькой библиотеке на первом этаже. В той самой, где нет окна. Это пока нас не было. Решали, кто будет главным, да так и не решили.
Эмма усмехнулась, Колька продолжил:
– Теперь передвигаться будем только по галерее, она безопасна. На первый этаж, к Главной площади, спускаются только старшие. Ну, и надо придумать план, как избавиться от пауков-роботов.
– И еще парочку планов тоже надо придумать. Где брать еду, как защититься от новых нападений крейсеров и так далее. Это безнадежно, Коль. Мы застряли здесь, и мы бессильны.
– Ты сдаешься? Эм, ты, никак, сдаешься? Ты же раньше никогда не сдавалась, всегда держалась до последнего. Даже когда заболела. Помнишь?
Эмма поднялась, опустила вниз ноги, глянула на свои полосатые носочки, почесала переносицу. После повернулась в сторону коридора – Сонька и Максим спали, из их комнаты не доносилось ни звука.
– У меня плохие предчувствия. Все время плохие предчувствия. И они сбываются. Подожди, не перебивай, ты просто не понимаешь. Ты же помнишь, как я заболела, и ты нашел профессорские таблетки и стал мне давать. Я их до сих пор пью, потому что мне временами кажется, что я меняюсь. Даже не кажется, я просто уверена в этом. Я стала быстрее, ловчее, умнее. Я могу слышать то, чего не слышат другие, у меня быстро затягиваются раны. И я могу предчувствовать события. Не полностью, то есть я не предсказатель. Ну, ты понимаешь, да? Как бы тебе объяснить…
Эмма с ногами забралась на диван, обхватила колени и еле слышно сказала:
– Я вот, например, знала, что Федор и Таис не вернутся. Еще когда они только спускались к катерам. Я тогда не поверила сама себе. Ну, подумала, что лезут в голову глупые мысли и надо меньше заморачиваться. То есть не сдавалась, как ты говоришь. А Федор с Тайкой не вернулись. И я знала, что так будет!
Колька не удивился. Наклонил слегка голову и спросил:
– Ну, и что дальше?
– И такие предчувствия у меня всегда. Даже сегодня, когда Макс ушел, я спала. Отключилась, понимаешь? Он ушел, и я не слышала ничего. Во сне мне приснился Мартин и разбудил меня как раз вовремя. Я сразу поняла, что тут что-то не так, и кинулась искать мальчика. И еле успела спасти его от пауков. Я уже поняла, что могу предчувствовать плохие события. У меня внутри как будто загорается красная лампочка и сигнализирует об опасности.
Колька кивнул и спросил:
– И чего ты боишься больше? Того, что может случиться? Той самой опасности, которую предчувствуешь? Или того, что ты станешь зверем?
Эмма вздохнула. Все правильно. Колька нашел слова для тех мыслей, что крутились у нее в голове. Прямо в самую точку. Если она превратится в зверя – какой смысл спасать станцию? Ее все равно убьют. Если половина детей превратится во фриков – какой смысл их спасать? Они все равно не станут людьми.
Она потерла ладонями плечи, как будто в комнате стало вдруг холодно, и сказала:
– Ты ведь меня любишь, да? Ты не превратился во фрика, значит, ты меня любишь. Как это – любить? Что ты чувствуешь?