Мы остаёмся

На лестничной площадке воняло застарелым табачным дымом, а в углу лежала мерзкая свежая кучка. Наверное, кто-то из соседей опять подпёр кирпичом дверь, и в подъезд пробралась кошка. Ничего, вернётся Агуша, живо найдёт виноватых и заставит убирать.

Дверь и правда оказалась распахнутой. Перед входом громоздились коробки и мебель. Трое парней втаскивали холодильник в квартиру на первом этаже – ту, что под нами. Очередной неудачник переселяется в нашу старую серую панельку.

После вонючего сумрака подъезда на улице показалось нереально светло. И припекало так, что захотелось снять куртку.

Автобусная остановка маячила за соседним домом, но я свернула в другую сторону. Не езжу в час-пик на автобусе: терпеть не могу, когда со всех сторон прижимаются чьи-то тела: бр-р! Да и по тропинке через пустырь – те же пятнадцать минут.

Раньше тут стояла швейная фабрика, но теперь от неё остался лишь пустой двухэтажный корпус, его стены из грязно-белого кирпича виднелись в зарослях сирени на дальнем краю пустыря.

Тропинка виляла между вросшими в землю бетонными плитами и кучами строительного мусора, оставшимися от разрушенных фабричных зданий. Среди стеблей прошлогоднего бурьяна чернели автомобильные покрышки, поблёскивали бутылки, на ветру шуршали полиэтиленовые пакеты.

Вечерами здесь тусовались подростки, по ночам шастали бродячие собаки и бомжи. Днём это место казалось тихим и безопасным, но я не очень-то доверяла такому спокойствию и подобрала увесистый обломок.

И не зря: чьи-то пальцы вдруг впились в плечо. Я отпрыгнула и резко обернулась, замахиваясь кирпичом.

Ф-фух, яблоня! Сухая корявая ветка протянулась над тропинкой и сцапала меня.

Пацаны резали старое дерево ножиками, жгли зажигалками, вешали на него качели. Зимой яблоня насквозь промерзала, а летом изнывала от жары, но каждую весну упрямо распускала бархатные бледно-зелёные листочки и цветы, похожие на розовый зефир. Откуда у неё столько сил, чтобы возрождаться? Вот, опять бутоны! Почему люди так не могут?

В кроне щёлкала и свистела какая-то птаха. На сухом репейнике коричневая бабочка-крапивница складывала и раскладывала крылья, как будто сама собой любовалась. Оказывается, уже настоящая весна!

Ненормально это: Серёжки нет, а она наступила. Зачем? Природе всё равно…

И я хороша: весне обрадовалась! Будто теперь в моей жизни может быть какая-то радость!

Мимо заброшки я брела, уткнувшись взглядом в землю, но всё равно слышала птиц, видела свежую зелень и вдыхала весенние запахи. Только как-то со стороны, будто кино смотрела про другую девчонку, без чёрной дыры в груди.

Глава 2. Одноклассники

На первый урок я опоздала. Хотела прошмыгнуть в раздевалку и отсидеться до звонка, но попалась завучу. Она зачем-то пришла к охраннику, а тут как раз я вкатываюсь!

– Та-а-ак! Кто у нас опаздывает? – прогремело в пустом коридоре.

Я приготовилась к нагоняю. Завучиха сдвинула очки на кончик носа и прищурилась, глядя на меня поверх блестящей оправы:

– Кольцова? Восьмой «Б»?

Её звали Ёлкой из-за имени и любви к яркой бижутерии. Я посмотрела в мелко-морщинистое лицо с тёмными волоском на подбородке и кивнула:

– Здрасьте, Елена Петровна.

– Здравствуй-здравствуй. – Она уставилась так, будто у меня на лбу что-то написано, но ругаться, вроде, не собиралась. – Ну пойдём, провожу тебя в класс.

Ёлка застучала каблуками по коридору. В такт шагам звенели висюльки крупного кулона, болтавшегося у неё на шее. У кабинета литературы она остановилась и снова прошлась по мне взглядом:

– Одеваться всё-таки нужно соответственно школьным правилам, Кольцова. – Она распахнула дверь. Русичка удивлённо обернулась, мои одноклассники начали нехотя подниматься. Жестом разрешив им не вставать, Ёлка подтолкнула меня вперёд, а сама подошла к училке и что-то сказала вполголоса.

Обычно, когда я прихожу в класс, никто вообще не реагирует. Для одноклассников я – пустое место, в общем-то, как и они для меня. Но сегодня, пробираясь к своей парте, я чувствовала их взгляды. Машинально натянула капюшон, как будто под ним можно спрятаться от двадцати трёх пар глаз.

По рядам пролетел шёпот. Случайно встретилась взглядом с Машкой Червяковой по прозвищу Пиявка. Она смотрела на меня со смесью интереса и жалости, как на сбитую машиной собаку. Я заметила ещё несколько сочувствующих физиономий, и стало не по себе.

– Мои соболезнования, – буркнул Платон Горелов, когда я проходила мимо. От неожиданности я запнулась. Красавчик снизошёл заговорить со мной?! Впрочем, Платон тут же отвернулся. Наверняка, сказал это не ради меня, а чтобы выпендриться перед остальными. Я шагнула дальше и вздрогнула: староста Настя Одинцова поймала меня за руку.

– Нам всем очень жаль, – шепнула она. Я растерянно кивнула.

Один Захар Семёнов, кажется, не заметил моего появления. Он развалился на всю парту, и занавесившись светлой чёлкой, сосредоточенно читал что-то в смартфоне. Пихнула соседа в плечо:

– Подвинься.

Захар убрал длинные конечности и передвинул учебник с моей территории. Я плюхнулась на стул и бросила рюкзак под парту. Захар поднял глаза от смартфона: