Мы остаёмся жить

Глядя на это зрелище, становится ясно, почему римляне так боятся этрусков. Если достаточно большая армия подойдёт к этим стенам – сенаторы Рима потеряют всё – и власть, и жизнь. И Рима не станет. Потому, эти латинские варвары стремятся избавиться от окружающих их опасностей как можно скорее, любыми способами. Рим – уязвим и беспомощен. Но обладает впечатляющей, невероятно сильной волей к жизни. А потому, для достижения своих целей они не станут брезговать никакими методами. Не приходилось ещё Этрурии встречать более грозного врага. И если падут Вейи, названные в честь богини, то и все остальные города, один за другим, исчезнут.

– Покупайте! Лучшее вино, самые мягкие ткани! Такого вы больше нигде не найдёте!

– Говорят, за одну ночь он может сделать десятерых девушек женщинами.

– Враки это всё. Я уже слышала.

– Обманываешь. У него дешевле. Возьму за одну драхму – и не торгуйся больше, больше не получишь.

Хоть многие слова мне до сих пор были непонятны, ясным стало одно: Рим – один из тех городов, в которых люди давно перестали править. Теперь, это город духов. Он победит любого врага – пусть в крови пройдёт не один год, но горы раздвинутся перед теми, кто изобретает новые и уважает старые средства – всё, ради победы Рима.

Да, в Риме не выжить, не имея друзей, способных подтянуть сверху или подтолкнуть снизу в момент, когда это окажется необходимым. А для человека, способного выдавить из себя лишь несколько общих фраз на простонародной латыни – найти правильных друзей не самая лёгкая из задач. Здесь мне понадобится чудо. Знаю, взрослому мужчине стоит надеяться больше на себя, чем на богов, особенно, когда действовал с их согласия. Если слишком часто обращаться к ним за помощью, они могут и вовсе забыть о том, что существовал такой герой. Но теперь, видимо, мне ничего другого не остаётся. О богиня Вей; и Тухулку, даровавший мне бессмертие, которое дало мне уцелеть в самом жару сражения – разве оставите вы меня сейчас, когда я один, без ничего, остался в кругу врагов?!

Тебе вообще никогда не стоит думать, что твои проблемы кто-нибудь решит за тебя, – позволил я перебить тебя, – почему это кто-то должен вечно вмешиваться в твои дела?! Ты сам всё начал – вот и разбирался бы со всем своими силами. Я уже жалею, что подошел к тебе в один из твоих моментов крайнего упадка сил. Но, чего и говорить, ты – был для меня тогда и правда находкой века, не сравнимого с сокровищами римских карманов.

– Я могу помочь, – было сказано тогда, – видимо, протянутая рука помощи тебе не помешает. Давай, подымайся.

Я услышал, как ты стоял на коленях и будто бы молился, умоляя о помощи. Каким же ты тогда показался мне хорошеньким.

Наверное, раз разговор зашел об этом, будет уместно представиться. Вот он я, в те далёкие времена: при весе, при одежде, при деньгах, без бородки, уже с приличным возрастом и опытом за спиной. Мне стоило вставить своё слово и напомнить о себе и раньше, но только для того, чтобы предвосхитить этот момент. До чего должен быть тесен этот мир, если два единственных в своём роде бессмертных встретились в одном месте при подобных обстоятельствах, даже не зная о том, насколько они близки, несмотря на всё, что их различает. Впрочем, что было правдой – того не исправишь. Хотя, если постараться, то и такое было бы возможным. Но это не моя забота – если правда, значит только правда обо мне и всём.

Скажу прямо: ты должен быть мне благодарен, как всем своим шестнадцати богам или кому вы там поклоняетесь. Целый день я был занят тем, что делал ничего. А выйдя на улицу, мой глаз случайно упал на тебя – милого молодого парня, всем своим видом просившего о помощи и приюте.

Приняв во внимание твой сегодняшний раз об убийстве и мести, должен сказать, что на кровавого мстителя ты тогда был похож меньше всего. Ты был бродягой – напуганным ребёнком, еле говорившем на латыни так, что любому в Риме быстро стало бы ясно его происхождения. Придя в этот в те времена, ты обрёк себя почти, что на верную гибель. Но я нашел тебя первым и спас от избиений или ещё чего похуже. Как тебя вообще пустили внутрь города?! Вечно эти стражники что-нибудь да недосмотрят.

Этот человек взял меня за руку и повёл за собой. Я пытался шагать с ним в ногу, но он слишком торопился. Мне пришлось пойти с ним – другого варианта, видимо, у меня не было. К тому же, он говорил мягко, будто сам доверился мне; хоть и по его действиям это было не заметно. Я подумал тогда: ладно, пойду с ним, а затем посмотрю, что из этого выйдет.