Мы остаёмся жить

Эх, действительно ребёнок – а ведь сладкий-то какой. Сейчас найти таких в Риме стало труднее из-за войны. Сенаторы недавно приняли закон: каждый солдат римской армии, и призывники, и добровольцы, получают за воинскую службу жалование и жильё. Это была та ещё новинка, должен я сказать. Во все времена до тогдашних солдаты не получали за службу ни жалования, ни жилья. Война – была долгом для всех, а не ремеслом. Когда враг нападал или мы сами решались напасть – люди бросали свою работу и брались за оружие. Но теперь, появилась «регулярная армия» – одно из римских изобретений – солдаты, которые были и оставались солдатами всегда. И как это ни странно, очень многие хотели попасть в их ряды и получать деньги за войну, будто на этот свет они и пришли только ради того, чтобы убивать.

Я уже не верил, что найду подходящее пополнение для своего заведения – и вот, внезапно, я встретил тебя. Глядя на тебя, я понимал – тебе, в отличие от остальных, не хочется воевать. Всё, что тебе было нужно – это дом.

Мы вышли с рынка, но недалеко. Этот человек спросил меня, голодный ли я? Есть ли мне где переночевать? На оба вопроса в ответ я только промолчал, отводя глаза куда-то в сторону. Тогда, он спросил меня о самом важном: чего я хочу достигнуть? Что я ищу здесь? И эти вопросы от него я не мог просто так оставить без ответа.

Молчаливый оказался паренёк, но разговорить я его всё-таки сумел. Вот только больно наивным оказался он. Спросил: не знаю ли я людей, которые настолько хотели бы войны с Вейями, что готовы были бы убивать и этрусков, и римлян? Я ответил ему первой фразой, пришедшей мне в голову: каждый римлянин хочет войны. Мы – её сыновья и никогда не разучимся держать кинжал, копьё и щит. Но его вопрос почему-то напомнил мне о недавней волне убийств, прокатившихся по городу и, по словам кузнецов, совершённых этрусскими клинками. Среди нескольких пострадавших был один мой хороший знакомый. Действительно, в тёмную и неприятную историю пытается влиться этот малыш.

Он сказал мне, что хочет устроить меня на работу. Уже тогда я начал что-то подозревать в этом человеке. Подобных людей можно встретить и в Вейях, и в Риме, и в любом другом большом городе в этом мире. Но самому мне никогда и думать не приходилось, что я буду иметь с ними какие-то дела.

Когда он завёл меня внутрь дома, который он назвал своим, этот человек предложил мне немного перекусить. Обед был восхитительным, а вино сладким и вкусным. Он спросил: хочу ли я питаться так каждый день с этого момента и навсегда? Иметь возможность найти тех, кого я ищу и получить крышу над головой вместе с уверенностью в завтрашнем дне. Он предложил мне то, от чего я в любом случае не смог бы отказаться – его люди уже ни за что не отпустили бы меня наружу. Мне захотелось достать нож и покончить с ним прямо там. Вот только сделай я так, как задумал – что было бы со мной дальше?!

Да, теперь этот парень мой – думал я. Ему никуда от меня не деться. Можете называть меня как угодно после этого, но я сам, да и многие люди вместе со мной, считают, что я занимаюсь добрым и полезным делом. Многие люди обладают красивыми телами, но не знают, что с ними делать. Судьба не одарила их ни приличным состоянием, ни умом, который позволил бы им прокормить себя в этом жестоком мире. Тогда, к ним на помощь прихожу я. Я покупаю их красоты и тела, а затем перепродаю её тем, кто готов за неё платить. Ко мне в дом заходят самые влиятельные и богатые люди Рима. То, чем я занимаюсь – это вовсе не рабство, как теперь это называют, а скорее наёмная работа без права увольнения. Ведь мои девочки и, в немного меньшем количестве, мальчики получают за своё благородное дело намного больше, чем так называемые «говорящие орудия» труда. Им не приходится выполнять тяжёлую работу. От них требуется только быть послушными. Я делал всё правильно и совесть моя была чиста – тем более, в те времена никому и в голову прийти не могло меня в чём-нибудь обвинить. Какие времена – таки и нравы. Разве что, теперь я могу это признать: к тем, кто ослушался, я проявлял несоразмерную жестокость.

Тогда, я спрятал нож так, чтобы его не могли нейти даже хозяева дома, но сам я мог воспользоваться им, когда появится такая необходимость. Больше всего мне хотелось теперь вернуться домой. Но это было уже невозможно во всех отношениях. Я решил подождать и посмотреть – вдруг среди тех людей, что заходят сюда ежедневно, скрывая лица за капюшонами, найдётся тот, кто причастен к тем убийствам или кто знаком с одним из организаторов этой провокации. Воодушевившись этими мыслями, я и сам не заметил, как много времени провёл в заточении этого дома.