Мы остаёмся жить

Просидев там ещё какое-то время, мы с Кассом решили пройтись. Дороги в Вейях сложены таким образом, что трудно попасть куда-либо, не миновав рыночную площадь. Сейчас, пока там собрался народ, чтобы каждый мог поделиться своим мнением по поводу надвигавшейся войны с Римом – это было место, куда мне хотелось попасть меньше всего. Но подойдя поближе, мы всё равно вслушивались в долетавшие до нас обрывки фраз:

–…А ведь люди просто срываются с места и бродят по миру. Если они приходят в любой другой город – они становятся там отбросами, чужаками. Но только в Риме, принимающего в себя весь мусор: они имеют права и могут стать кем-то. И когда их новый дом в опасности – они берут в руки ножи и копья, и идут умирать за него. Человек готов умереть за то, во что верит; и Рим – даёт им эту веру. Они знают, что когда умрут, их детей назовут сыновьями героев, истинных римлян…

–…Говорят, что это генерал из Коринфа – людоед…

– Против одного нашего воина они смогут выставить десять!

– Нужно вести переговоры; у нас ещё есть шанс предотвратить эту войну.

– Война уже началась.

– Мы все погибнем.

– Этрусские города – встанут за нас стеной; вместе мы – непобедимы.

– Они бросили нас. Почему их армии до сих пор не здесь?! Мы – остались совсем одни. Нам не выстоять.

Мы услышали, как закричал во всю глотку, перекрикивая остальных ораторов, начальник городской стражи. К тому времени мы уже были на площади вместе со всеми; и слушали его пламенную речь, после которой каждый, кто способен держать в руках оружие – возьмёт его, чтобы сражаться против Рима. Я и сейчас помню, какими примерно были его слова:

– Мы победим их! Я знаю как – и мы это сделаем! Ведь всегда побеждали. Наши воины выстоят против них. Мы победим!

Вдохновлённая его речью, толпа на площади взорвалась воодушевлёнными возгласами.

Семь дней ветераны готовили молодых к будущим битвам. Начальник городской стражи объявил себя диктатором и отправил шесть гонцов в этрусские города, требуя от них военной помощи. Тогда, я ещё не знал, удастся ли моему городу выиграть эту война; у меня – была своя. Но даже о ней мне пока мало что известно.

В ожидании бойни, я почти всё своё время проводил вместе с Кассом. Я старался как можно больше узнать о нём; ему же, неожиданно, стал интересен я. Всё это время, пока знамёна римских легионов могли появиться на горизонте в любую минуту, а дни проходили в утомительных тренировках – без конца шел дождь, а ветер будто хотел снести этот город на другую сторону Тибра.

Дни проходили быстро; но все вместе складывались в целую эпоху. За это время я успел узнать о Кассе столько, сколько когда-то знал о Гелионе. Я всё никак не мог понять: почему он никогда не рассказывал мне о Кассе? Когда я задавал этот вопрос ему самому, он лишь пожимал плечами, но о чём-то всегда недоговаривал. И всё же, будь у нас в запасе больше времени – я всё равно не смог бы узнать его лучше.

Он был невысокого роста – глаза его всегда, где бы он не находился и с кем бы не разговаривал, были устремлены вверх. Его кожу покрывали родимые пятна. Некоторые галльские племена верили, что это – признак того, что за ним стоит вся сила предков из его рода. Он был сильнее и выносливее меня, да и всех остальных; только Гелион, наверное, смог бы одолеть его в борьбе или кулачном бою. Его образ был далёк от идеала мужской красоты, каким обладал Гелион; но он умел заставить других любить и уважать себя.

Ни Цери и ни один другой союзный город так и не пришел нам на помощь. Никто не осознавал, что эта война не за будущее Вей, а за существовании всей Этрурии. Римские легионы, по словам лазутчиков, тоже не стояли на месте. Они готовились выступить, чтобы подойти к городу и взять его в осаду. Только три сотни галльских всадников пришли нам на подмогу. Их вёл длинноволосый варвар, родившийся в седле и произносивший лишь одну фразу: смерть Риму. С их появлением, лучшие воины Вей готовились выступить в бой и не подпустить врага к своему дому; даже если в этой битве им придётся сражаться в одиночку.

Я взял широкий щит, крепкий шлем и острое копьё. Мой отец, оставшийся в городе, пролил несколько слёз, глядя на меня. Я отвечал ему, что лучше бы он занялся своим делом – запечатлел бы все эти героические часы на одной из своих великолепных амфор, которых у него больше, чем даже воинов у Вей. Он ответил, что эти часы – ему хотелось бы забыть. Вместе с ним, я старался шутить и смеялся больше, чем мне самому того хотелось. Полдня я проводил на боевых учениях; полдня в доме Касса; полночи я сидел рядом с отцом, крепко сжимая в руке копьё.

Я старался пошутить: когда я вернусь домой героем, мне придётся всем, кого я встречу в будущем, рассказывать эту историю. Даже если удача окажется не на моей стороне – боги не примут меня к себе на небо и я встречу вечность в роли призрака, рассказывающего из века в век одну и ту же историю.