Мы остаёмся жить

– Эх, всё же, наш капитан – говорит, что прожил две тысячи лет, а по-прежнему наивен как ребёнок. Я же первый помощник капитана корабля дураков – а вы говорите мне не делать глупостей. Так точно, капитан. Исполняю.

– Что же мне с тобой делать, Голова-Тыква?! Пойдём уже вместе – как-нибудь рыцарь переживёт.

За что только я не люблю Голову-Тыкву. Он – это я в те времена, когда ещё не умел ни писать, ни читать; то есть, когда мне было около восьмидесяти лет и я так же путешествовал на римском корабле, и берега тысячи эллинских берегов открывались передо мной.

Стоило мне с Головой-Тыквой подойти к кораблю, как до моих ушей донеслось грязное, но весёлое пение команды:

На палубе стоит он –

Капитан Дураков!

За голову его выкуп –

Десять тысяч золотых корон!

А дураки – танцуют,

Пускаются в пляс.

А погода – бушует,

Но не угробить ей нас.

На палубе стоит он –

Капитан Дураков!

Под мышкой у него выкуп –

Десять тысяч золотых корон!

А капитан наш кричит:

«Полный вперёд!»

А Господь – один из нас:

«Вперёд, корабль, сквозь шторм!»

Голова – под мышкой,

Мешок его золотой.

Безголовый капитан,

Вот он – командир дуракам.

Это была старая песня моей дурацкой команды – уже не помню, кто и когда придумал её. Она рассказывала про капитана на корабле дураков, за голову которого объявили награду. Недолго думая, он отрубил себе голову, засунул в мешок и на своём корабле приплыл в город за своими деньгами. Кто ещё может быть капитаном на таком корабле, если не последний дурак?! Хорошая награда – десять тысяч корон золотом за голову одного безумца.

Нюрнштайн прибыл так быстро, как даже я не мог этого ожидать. Вместе, мы вернулись в таверну. Хозяева наверняка были напуганы и обеспокоены тем, что затевает команда дураков. Вряд ли их терпения хватит надолго.

– Зачем мы пришли сюда, капитан?

– Помнишь, ты рассказывал мне о своих чудо-лекарствах? Наконец, они здорово нам пригодятся. Ты взял их с собой?

– О, я никогда не оставлю их на том корабле без надзора. Да, они со мной – всегда.

– Отлично. Пойдём со мной. Кое-кому нужна твоя помощь.

– Я могу узнать, что происходит?

– Помнишь рыцаря, которому я вчера выстрелил в бедро? Так вот, мы должны помочь ему снова встать на ноги. Ты справишься с этим?

– Думаю, да, если он мне позволит. Но зачем?

– Чтобы он помог нам найти ту, что сделала со мной вот это, – я повернулся к Нюрнштайну спиной и поднял вверх из штанов одежду, показывая ему спину с ещё не затянувшимися ранами от вчерашнего удара – скоро они пройдут, но Нюрнштайн не из тех, кто верит на слово.

Я продолжал:

– Как никогда, моё сердце переполняет ярость. Нюрнштайн, мне понадобится твоя помощь, чтобы отомстить.

Я думал, в ответ он промолчит, как делал всегда. Но вместо тишины, я услышал:

– Этот безумный век – погубит всех. Ни один из нас так и не доживёт до конца своей этой истории. И никому не дождаться счастья, о котором все так долго мечтали. Если тогда смысл мстить, капитан?

Теперь, настала моя очередь быть тем, кто в ответ лишь отводит глаза.

– Пошли уже, – махнул рукой Нюрнштайн, – где твой больной? Скажи ему, чтобы позволил делать мне с ним всё, что я сочту нужным, если он действительно хочет когда-нибудь снова встать на ноги.

– На счёт этого не переживай – он будет сотрудничать, я обещаю.

Нюрнштайн работал слажено и методично – иного я от него и не ожидал. Всё меньше и меньше в нём можно было найти от дурака или полоумного. Рыцарь рычал от его операций как лев и стонал как дворовая кошка, посыпая злого доктора всеми мыслимыми проклятиями и угрозами – за каждую секунду страдания, обещая превратить целый месяц жизни Нюрнштайна в Ад. Для него эти слова весили не больше ветра и нисколько не мешали ему выполнять свою работу так, как сам считал нужным. Рыцарю пришлось смириться с этим, как бы трудно ему не приходилось. Он поплотнее сжал зубы и количество криков, доносившихся из комнаты, поубавилось. И всё равно, это был один из самых скверных дней в его жизни.

– Солнце сядет на востоке, если он не станет на ноги через неделю, – заключил Нюрнштайн, – в худшем случае, через две. Мне пришлось повозиться, но всё могло обойтись намного хуже, если бы вы задели его чуть-чуть ниже, капитан.

Поскрипев ещё зубами, рыцарь признался мне позднее, что на самом деле был очень признателен моему доктору.

– Нюрнштайн – не доктор, – сказал я, – он презирает докторов. Скажем, он просто человек, который многое видал и знает не меньше. А тебе – просто повезло.